Среди бумаг он отыскал фотографию дубликата пекторали, а также многочисленные эскизы и пояснения приемов ее изготовления, сделанные рукой Ракошица.

Как следовало из бумаг старого ювелира, киевский Музей исторических драгоценностей заказал ему две копии пекторали, выдав официальное разрешение на их изготовление и снабдив золотом нужной пробы. И если над первой копией Яков Матвеевич работал почти пятнадцать месяцев, отметил Черепанов, глядя на даты, то вторую изготовил за три с половиной. Сегодня эти копии находятся в музейных экспозициях: одна — в Киеве, другая — в Днепропетровске.

В этой же папке Иван обнаружил эскизы огромного золотого перстня с бриллиантами, помеченного как заказ какого-то цыганского барона по имени Михай Черару, и жемчужных серег в оправе из белого золота для известной певицы Люды З. «Неужели для Людмилы Зыкиной? — подумал он. — А почему бы и нет?»

Черепанов снова вернулся к золотой пекторали и стал изучать ту страницу, где Ракошиц делал пометки о заказчиках. Вдруг он заметил приписку карандашом, сделанную под основным текстом и немного стершуюся, оттого плохо заметную с первого взгляда: «№ 1 — Киевск. муз. ист. ценностей», «№ 2 — Дн-ий. ист. муз.». Ниже была нарисована стрелка, указывающая на цифры 2005.05.

Черепанов подошел к столу, взял лупу и с ее помощью стал рассматривать стрелку с цифрами. Эта приписка была сделана ювелиром значительно позже, чем предыдущая запись. Скорее всего, здесь были указаны год и месяц. Он тут же нашел папку с наклейкой «2004–2013 гг.» и стал искать материалы, относящиеся к 2005-му. Его внимание привлек лист бумаги, вырванный из обычной ученической тетради, на котором карандашом была нарисована стрелка и указана дата 1973.04, а чуть ниже — «№ 3 — для З. П.». Вот это да! Выходит, несмотря на запрет, Яков Матвеевич сделал третью копию пекторали! И самое главное, заказал эту копию клиент с инициалами З. П. А вот кто такой этот таинственный З. П. и зачем ему понадобилась копия пекторали, может подсказать, пожалуй, только Беляков.

Одной рукой Иван потянулся за телефоном, чтобы позвонить Степану Степановичу, другой машинально перелистывал бумаги. Внезапно его рука зависла в воздухе: перед ним снова лежали фотографии золотой пекторали. Он стал внимательно всматриваться в сплетение звериных и людских фигурок. Все верно, это была та самая пектораль, которую пять минут назад он видел в папке семьдесят третьего года. Да, подумал Черепанов, тут без Белякова и его бутылки виски не разберешься. Разыскивая в телефонной книжке номер Степан Степаныча, он пробежал глазами по записям с техническими подробностями, оставленным дотошным ювелиром, и в графе «Заказчик» обнаружил нужную ему фамилию — Ст. Беляков. Но эту фамилию он искал в памяти своего телефона!

Одеревеневшим пальцем Черепанов сбросил вызов и вновь уставился на лежавший перед ним лист. Сомнений не было: четким каллиграфическим почерком старого ювелира было написано «Ст. Беляков». Отложив в сторону бумаги, он снял пиджак, распустил узел галстука и пересел на диван. Несмотря на то что в кабинете продолжал работать кондиционер, Ивану стало жарко. «При чем здесь Беляков?» — спросил себя Черепанов. Если верить записям старика, Степан Степанович сделал у него заказ на изготовление копии пекторали, но зачем? Ведь он сам не раз подчеркивал, что дубликатов не признает и не допустит их присутствия в своей коллекции. Выходит, соврал? И что самое интересное, он получил высококлассную копию перед самым приходом к нему археолога из Харькова…

Черепанов потратил почти час на то, чтобы просмотреть оставшиеся бумаги Ракошица. Слава богу, сведений о какой-нибудь еще пекторали он не обнаружил.

Иван решил слегка передохнуть, чтобы отвлечься от сюрпризов, которые ему преподнес чемодан ювелира:

— Аня, мне, пожалуйста, два кофе, и, если можно, покрепче.

— Вы кого-то ожидаете, Иван Сергеевич?

— Судя по всему, я жду очередного маразма. И мне все больше и больше кажется, что он уже на подходе.

— Тогда кофе делаю с коньяком, — ответила ровным голосом Аня, ничуть не удивившись иронии шефа, — а вдобавок подам еще и рюмочку абсента. Этот напиток сделает ваш диалог с гостем более содержательным.

И тут же отключила внутреннюю связь. Похоже, общение с Виталием Заборским не прошло для нее даром…

После дозы крепкого кофе Черепанов вновь принялся перебирать бумаги из архива старого ювелира. За этим занятием прошло еще полтора часа, но он так и не нашел ответа на вопрос: зачем Белякову понадобилось заказывать копию пекторали. В конце концов он решительно взял телефон и уже второй раз за день набрал номер Степана Степановича.

Тот на удивление быстро откликнулся, будто ожидал его звонка.

— Привет, Пинкертон! — Беляков явно находился в легком подпитии и, понятно, в добром расположении духа, что в последнее время случалось с ним очень и очень редко. — Если у тебя ко мне что-то срочное, то я нахожусь недалеко и могу заехать.

Было слышно, как Беляков дает команду водителю развернуться и ехать к офису телекомпании «Зенит».

— Слышал, Шерлок Холмс? Через пять минут буду у тебя, готовь закуску!

— Аня! — нажал кнопку вызова Черепанов. — Приготовь, пожалуйста, что-нибудь перекусить… Беляков в гости напросился.

— А я уж подумала, что это ваш маразм проголодался… — с иронией в голосе ответила секретарь и, зная о привычках гостя, добавила: — Это уже будет не маразм, уважаемый Иван Сергеевич, а скорее запой.

Беляков не заставил себя долго ждать. Примерно через восемь минут в приемную Черепанова с пакетом, в котором позвякивали бутылки, вошел его водитель, а следом за ним появился и сам Степан Степанович.

— Хорошо, что ты позвонил. Как чувствовал, что у меня настроение хорошее, а поговорить не с кем. Признавайся, зачем я тебе понадобился? — начал Беляков, но, заметив лежавший на диване старый чемодан и раскрытые папки с фотографиями и рисунками пекторали, осекся. — Слушаю тебя, Иван Сергеевич.

Отодвинув в сторону пакет с выпивкой, он присел к столу. Черепанову даже показалось, что за пару секунд его гость протрезвел.

О второй поездке Заборского в Харьков, смерти Ракошица и его рыжем племяннике, а также о содержимом старого чемодана Иван рассказывал Степан Степанычу, наверное, минут двадцать, и все это время Беляков слушал его без эмоций. И только когда он перешел к вопросам, возникшим после просмотра папок ювелира, особенно того листка, на котором была указана его фамилия, Беляков начал хмуриться и даже злиться.

— Перед тем как я тебе кое-что поясню, — Степан Степанович кивнул в сторону лежащего на диване чемодана, — предлагаю опрокинуть по маленькой для трезвости мышления и ясности ума в наших с тобой головах.

Он подтянул к себе пакет и достал из него пару бутылок. В стоявшие на столе стаканы плеснул себе водки, а Черепанову — его любимый виски и, не дожидаясь, как говорится, приглашения, одним глотком выпил.

Черепанов к стакану с виски даже не прикоснулся: сейчас, как никогда, ему нужна была «трезвость мышления и ясность ума».