Ко мне подошел крепкий гнедой жеребец, тихо фыркнув в лицо: мол, как так-то, хозяин? За хитрость и сообразительность я прозвал скакуна Лисом, и сейчас мне отчего-то стыдно даже смотреть ему в глаза. Сам не ожидал, что окажусь столь никудышным всадником! А ведь казалось, что за месяцы, проведенные в седле, я уже давно освоил искусство верховой езды. Да, может, и так, вот только одно дело управлять лошадью на марше и совсем другое – править ею в бою.

– Воевода, не зашибся, часом?!

Голос подскакавшего бродника, Первака – одного из командиров дозоров, коему я доверил вести всю сотню, – чересчур заботлив, видать, маскирует насмешку. Но лучше мне сейчас не обращать на это внимания.

– Как врага встретили?

Сотник тут же посуровел лицом:

– У них впереди обоза разъезд был сильный, в полсотни конников. Мы их как заметили, лошадей в бег, в копья и секиры ударили крепко! Но голове на помощь еще ратники подошли, я тогда и приказал отступать, как было велено.

– Понятно… Сколько за вами ушло?

Бродник пожал плечами:

– Не могу сказать, воевода, но вряд ли все. Может, половина всадников, может, и того меньше. Нам-то сейчас куда? Ясам в хвост присоединимся?

Еще раз взглянув на коня, грустно смотрящего на меня своими большими, теплыми глазами, я без промедления ответил:

– Нет! Спешиваемся, легкораненых оставляем присматривать за конями, все остальные в лес за мной, идем на помощь Ждану со товарищи!

Найдя свой щит, я перекинул широкую кожаную петлю через плечо, повесив его за спину, поднял уцелевшее копье и нахлобучил на голову шлем, сегодня спасший мне жизнь – слева на стали осталась глубокая борозда. За это время бродники спешились и приготовились к маршу.

– Вперед!

У Ждана не было возможности точно подгадать место окончания вражеской колонны. Поэтому он и его воины терпеливо ждали, пока соратники проскочат мимо, уводя за собой половецкую погоню, после чего стали пробираться еще дальше, навстречу куманскому обозу. Опытный вожак бродников, он предупредил меня, как будет действовать на случай, если перед бегством куманов его воины не успеют свалить деревья. В таком случае дорогу перегородит полсотни копейщиков с щитами, а шагов за пятьдесят перед ними бродники растянут веревку на высоте в человеческий локоть. Удирающие от аланов всадники разгонятся, чтобы протаранить русов, и не заметят препятствия. Полетят лошади вниз, ломая ноги себе и шеи наездникам, создавая завал из собственных тел, потеряют задние ряды напор и скорость… А тут уж их и копейщики встретят по чести, пока оставшиеся воины за их спинами лихорадочно валят деревья, создавая непроходимую для лошадей засеку.

Отличный план, и, как кажется, Ждан вполне сумел его воплотить. По крайней мере, когда мы приблизились к месту схватки, то перед цепочкой копейщиков, прижатых к завалу из шести срубленных дубов, взгромоздилась уже целая гора трупов половцев и их лошадей. Правда, на самой засеке идет отчаянная рубка бродников и спешенных куманов, пытающихся прорваться к своим сзади. А за спиной у них беснуется множество всадников, вынужденно застопорившихся перед препятствием. Что, неужели подкрепление к запертым в ловушке пяти сотням половцев (примерно во столько я оценил численность вражеской колонны)? Эх, как жаль, что нельзя обойти их с тыла!

– Копейщики, за мной! Лучники и мечники, помогите на засеке!

С тяжелым, ростовым щитом и длинной пикой (я ведь специально заказал нашим кузнецам непривычный им граненый наконечник) мое место в строю тех, кто заградил дорогу пытающимся вырваться из ловушки. До ряда отчаянно сражающихся воинов мне остались считаные шаги…

– Бей!!!

Первый всадник, оказавшийся у меня на пути, лишь бестолково взмахнул саблей, не успевая закрыться щитом от вынырнувшего из кустов врага. Граненое острие легко вонзилось в неприкрытую броней плоть – и тут же я вырвал его, готовясь к следующему удару.

Второй половец успел развернуть коня навстречу и даже поднять на дыбы – при случае тяжелые лошадиные копыта вполне могут проломить как грудь, так и череп пешца. Но, склонив древко, я успел с силой вонзить его в дальнюю часть брюха животного. Конь отчаянно завизжал, бешено молотя в воздухе передними копытами, но, не дотянувшись до меня, рухнул, зажав ногу заревевшего от боли всадника. Вот только и чудо-копье вырвать из лошадиной плоти мне не удалось, и древко вылетело из моих рук, придавленное огромным весом животного. На мгновение я остался безоружен – но тут же меня прикрыли подоспевшие бродники, отчаянно коля куманов копьями и тесня их с фланга.

– Стой!

Я притормозил молодого, крепкого парня, единственным доспехом которому служит лишь средний круглый щит.

– На, держи, тебе сподручней будет!

Русич лишь мгновение промедлил, после чего подал мне свой щит, одновременно продевая левую руку в петли моего тяжелого, ростового скутума. Я же, схватив его круглую защиту, вскочил на поваленные деревья и поспешил в гущу кипящей на засеке сечи – у копейщиков свои командиры, а без пики я им не помощник.

Если бы рубка шла на ровной площадке, я уверен – бродники Ждана сумели бы построить нормальную стену щитов и ни за что бы не позволили половцам себя потеснить. Но, видно, они просто не успели спуститься с баррикады – и бой здесь распался на отдельные схватки.

Ближе ко мне двое куманов теснят русича к щели между стволами деревьев. Устало дышащий топорник с трудом сдерживает напор половцев, каждый раз принимая их атаки на щит, и не видит опасности за спиной.

С ревом бросившись на врагов, я обратил на себя их внимание. Первый куман с криком развернулся и широко рубанул сверху – но я успел нырнуть под его удар и полоснуть острием меча по незащищенному правому боку. Второй же в это время сумел достать бродника кончиком сабли, зацепив глаза, когда тот отвлекся на мой крик. Но добить завизжавшего от боли ратника степняку не удалось – я буквально протаранил его щитом, отбросив назад, под ноги сражающимся.

Из сечи ко мне вынырнуло еще двое противников, эти стали обступать грамотно, с обеих сторон. Что же, дернувшись к побирающемуся слева, я тут же резко повернулся к правому, издали рубанув по его изогнутому клинку. Харалуг не подвел и в этот раз, начисто срубив верхнюю четверть сабли. Атаку второго врага я успел принять на защиту – но, сблизившись, половец врезался щитом в мой щит, одновременно подцепив левую ногу носком, сбивая подсечкой.

Упал я неудачно, хребтом на выступающий древесный ствол. В первый миг показалось, что в спине что-то хрустнуло и я не чувствую тела! А верный клинок вылетел из руки, провалившись в какую-то щель… Но когда сваливший меня куман воздел над головой саблю, я понял, что тело слушается, успев подставить щит под добивающий удар. Правая рука рефлекторно схватилась за рукоять кинжала, и, как только половец вновь поднял саблю, я тут же сел, одним ударом вогнав лезвие в живот врага.

Ко мне подскочил товарищ сраженного противника, с отчаянным воем пытающегося затолкать кишки в распоротое брюхо. Обрубленную саблю он отбросил, вместо нее схватившись за трофейный топор – опасное оружие в умелых руках. Но первый его удар обрушился на защиту, и прежде, чем куман вырвал завязшую в дереве сталь, я успел перехватить его вооруженную кисть правой рукой, выворачивая ее локтем наружу. В следующий миг щит с застрявшим в нем топором полетел в сторону, а предплечье левой руки врезалось в локтевой сустав врага, ломая его и заставив половца пронзительно заверещать от боли.