Обязан принять всех. В наши дни борьбы за правовое государство нелишне, по-видимому, вспомнить, что Москва является родиной одного из величайших памятников истории права всей средневековой Европы. Речь идёт, конечно, о Судебнике Ивана III, который стал первым сводом законов Русского централизованного государства. Когда в сентябре 1497 года великий князь всея Руси Иван Васильевич со своими детьми и боярами установил, как судить боярам и окольничим, ни в Англии, ни во Франции, ни в Германии, ни в других наиболее развитых странах того времени не существовало общегосударственных кодексов права. Русь, только-только сбросившая долгое и тяжкое иноземное иго, оказалась в этом плане впереди всей Западной Европы.

Что же представлял собой Судебник Ивана III? Пробежимся по его страницам.

Прежде всего, предполагалась объективность суда: «Судьям запрещается брать за производство суда и ходатайства взятки, а также решать дело несправедливо из-за мести или дружбы со стороной».

Категорически запрещалось отказывать кому бы то ни было в подаче жалобы на то или иное лицо: «Судья обязан принять всех обратившихся к нему истцов и разобрать дело, если оно не превышает компетенции данного судьи». То есть любой горожанин мог искать (теоретически, конечно) правду-матку. Мог даже обжаловать решение суда, и решение это могли отменить, компенсировав пострадавшему все убытки. Ошибка суду в укор не ставилась. «При этом судьи ответственности не несут», – гласит 19-я статья Судебника.

Очень просто и кардинально решался вопрос с явкой на суд: «Не явившийся признаётся виновным без разбора дела». Не церемонились законодатели и со свидетелями: «Если свидетель не является в суд, независимо от того, мог ли он дать показания по делу или нет, с него взыскивается сумма иска и все убытки и пошлины». Словом, сорвать судебное заседание в те далёкие времена было непросто.

Законом предполагалась объективность не только суда, но и предварительного разбирательства: «Недельщик, которому поручено допросить вора, должен вести допрос добросовестно, не заставляя вора оговаривать кого-либо».

Понимая, что опустившийся человек способен на всё, закон предусматривал оговор: «Кого оговорит вор, того допросить; если оговор подтвердится доказательствами, оговорённого пытать для выяснения обстоятельств воровства, если доказательств по обвинению в воровстве не будет, то оговору вора не верить и передать оговорённого поручителям до окончания расследования».

Воровство – это наиболее распространённая форма преступлений средних веков. Попавшийся на воровстве первый раз подвергался торговой казни (битьё кнутом в людном месте). Второй раз попадались, по-видимому, редко, так как это грозило уже смертной казнью. Смертью карались убийства, разбой, злостная клевета, участие в любом «лихом деле», измена родине: «Совершивший убийство господина, крамолу, церковную кражу или святотатство; кражу, сопровождавшуюся убийством; передачу секретных сведений или оговор невиновного, поджог города с целью предать его врагу, а также ведомый лихой человек карается смертной казнью».

В городах суд творили наместники, в сельской местности – волостетели. Отдельные города и волости управлялись тиунами великого князя и бояр; они имели право решать наиболее важные дела. Но ни наместники, ни волостетели, ни тиуны не могли «без согласования с вышестоящей инстанцией отпускать холопов и рабынь на волю и выдавать им отпускные грамоты из-под стражи; передавать в холопство до отработки или выплаты убытков, наказывать и выпускать из-под стражи лихих людей».

Высшим судом являлся суд боярский, детей великого князя или самого Ивана III. Но церковнослужители не подлежали суду светской власти: «Попа, дьякона, монаха, монашку, церковного старосту и вдову, находящихся на иждивении церкви, судит святитель или судья».

В средневековой Руси довольно широкое распространение имело холопство. Статья 66 Судебника исчерпывающе трактует эту форму рабства: «Холопом становится человек, продавший себя в полное холопство, поступивший в тиуны или ключники в сельской местности, независимо от того, оговаривает он свою свободу или нет. Холопство распространяется на его жену и детей, живущих вместе с ним у одного господина. Дети, живущие у другого господина или самостоятельно, не становятся холопами. Поступление в ключники в городе не влечёт за собой холопства. Холопом становится тот, кто женится на рабыне, или выходит замуж за холопа, или передаётся в приданое или в силу завещания».

Освободить холопа мог только его господин «отпускной грамотой», которая утверждалась высшим судом. Существовала и другая форма освобождения, очень сомнительная с точки зрения сегодняшнего дня, но довольно реальная для конца XV столетия: «Холоп, попавший в плен к татарам и бежавший из плена, становится свободным, освобождаясь от холопства своему господину». Прямо скажем, неплохой стимул, чтобы вернуть человека в пенаты, если посчастливилось ему бежать.

Основное население Руси в это время было ещё свободным. Судебник Ивана III ограничил вольность крестьян, имевших до этого право переходить от одного владельца земли к другому: «Если наймит уйдёт до окончанья обусловленной работы или срока, он лишается своего вознаграждения». А срок этот был определён один: «За неделю до осеннего Юрьева дня (26 ноября) и в течение недели после осеннего Юрьева дня».

Судебник 1497 года ограничил права удельных князей, вынудил их признать над собой власть Москвы. Он установил единую систему государственных судебных органов, определив их компетенцию и соподчинённость.

Законодательство Ивана III послужило отправной точкой при разработке Судебника Ивана Грозного, Соборного уложения 1649 года царя Алексея Михайловича и Генерального регламента 1720 года Петра I. До нашего времени дошёл единственный рукописный экземпляр этого Судебника. Хранится он в Государственном Историческом музее.

К сказанному остаётся добавить, что Судебник 1497 года был написан боярским сыном Владимиром Гусевым.

Как москвичи правду искали. У художника А.М. Васнецова есть картина «Московский застенок». На полотне изображена кремлёвская стена с массивной Константино-Еленинской башней. В ступенчатой пристройке к башне в конце XVI столетия помещался застенок – место заключения и пыток.

Раннее утро. Первые солнечные лучи золотят верх башни. Умиротворение в природе и трагедия на земле: из ворот застенка палач вытаскивает трупы людей, не выдержавших пыток. Родственники заключённых застыли в ужасе, охваченные отчаянием и страхом: а вдруг они опознают среди замученных близкого человека?

Много горьких мыслей породили у средневековых москвичей злодеяния, совершавшиеся по указам венценосных правителей. Если в те далёкие времена кто-то пытался добиться торжества своего дела и спрашивал:

– А правда где?

– Правда – у Петра и Павла, – отвечали ему более умудрённые жизнью.

И это чаще всего охлаждало пыл правдолюбца: всякий на Москве знал, что у церкви, названной в честь апостолов Петра и Павла, находился страшный застенок, где с одинаковым усердием пытали и правого, и виновного. Поэтому о зловещем месте говорили шёпотом:

– Правда к Петру и Павлу ушла, а кривда по земле пошла.

– Пришла правда от Петра и Павла.

– Была правда, да