На Громова повесили наушники, дали в руки микрофон, и теперь он ждал, когда его вызовет студия, чтобы проверить связь. В наушниках сперва были шум помех, потом прорезался голос, но обращались не к Сергею, а к его коллеге, который находился в Израиле. Наконец дело дошло и до Громова. Переговоры напоминали те, что происходят в Центре управления полетами в Королеве, когда на связь выходит кто-нибудь из космонавтов.

— Я вас слышу, — сказал Сергей.

— Тогда все. Ты где-то на шестой минуте сразу после Израиля, — сообщил режиссер.

— Хорошо.

Он посмотрел на часы, подсчитывая, сколько ему еще вот так стоять перед камерой без дела. Оказалось, что больше двадцати минут. Будь он в Москве, то подошел бы на прямое включение прямо перед самым эфиром, но здесь следовало подстраховаться.

Новости о войне Израиля и «Хезболлы» стали терять первые позиции, совсем как уже надоевшие хиты в песенных парадах. Постепенно они уступали лидирующие позиции другим сообщениям. Раньше он выступал на первой минуте. Сейчас перед ним было прямое включение из Израиля, но на него давали минуты две с половиной, значит еще не меньше трех минут в самом начале выпуска будут говорить о чем-то другом. Хорошо бы, подумал Громов, чтобы это оказались позитивные новости, а не сообщения о том, что упал еще один самолет или перевернулся автобус с российскими туристами в Египте.

Режиссер забыл отключить наушники Сергея, или сделал это намеренно, чтобы он знал обо всем, происходящем сейчас в студии. Во время прямого включения очень плохо, когда слышишь переговоры режиссеров, как они командуют друг другу — какой надо выставлять план и когда давать картинку. Еще хуже, когда слышишь в наушниках себя же, но с небольшой задержкой. В таких случаях Сергей просто снимал наушники, а потом начинал распекать нерадивого режиссера, нажавшего не на те кнопки.

— Ой, ё-ё-ё! — вдруг услышал он крик режиссера, — Израиль накрылся! Быстро звоните туда. Выясните, что стряслось.

Фраза «Израиль накрылся» была очень неоднозначной. Неужели по нему нанесли массированный удар инопланетные пришельцы, подумал Громов, и в одно мгновение стерли с лица земли? Представителям «Хезболла» это все равно не под силу. Впрочем, в таком случае он бы уже слышал дальние разрывы и чувствовал, как под ним дрожит земля. Ничего этого не происходило. Все было тихо. Он еще успел попить кофе, выкурить сигарету, и тут в наушнике раздался голос режиссера.

— Серега, у нас с Израилем связь пропала! Ща выясняем, что там случилось. Готовься. Ты можешь выйти не на шестой минуте, а на третьей.

— Да я хоть сейчас готов, — успокоил его Громов.

— Чего там? — спросил Илья. Стоя за камерой, он не слышал, что происходит в студии. Сергею приходилось ему все пересказывать, но сейчас он не хотел отвлекаться от текста, который должен был во время прямого включения воспроизвести без запинки, желательное выражением. Поэтому Громов лишь махнул Илье рукой и сказал:

— Не парься. Все нормально. Может, чуть раньше выйдем. Не на шестой, а на третьей минуте.

Он знал, что в этот момент, в студии, редактор лихорадочно пишет текст о том, что происходило в Израиле в течение дня, на тот случай, если прямого включения действительно не будет. Пяти минут, чтобы написать сообщение, очень мало.

— Израиль появился! — донесся до Сергея радостный голос режиссера.

Возникало впечатление, что речь идет не о стране, а о подводной лодке, лишь нырнувшей на время, а теперь вновь показавшейся на поверхности.

Сергей опять посмотрел на часы. Израиль «появился» очень вовремя, всего за три минуты до начала эфира.

— У нас электричество отрубили, — объяснял корреспондент, — все отрубили. А тарелка была на общую сеть запитана. Вот она тоже и отрубилась, — он говорил, делая паузы, как будто ему воздуха не хватало, как будто он только что бежал и еще не успел отдышаться, — хорошо еще тарелочники успели генератор запустить, — в его голосе был восторг, а в крови, наверняка, повышенное содержание адреналина.

Сергей улыбнулся. Однажды у него в Калининграде тоже тарелка выключилась во время перегона сюжета. В генераторе закончился бензин. Конечно, было это не так смертельно как для тех самолетов, которые в красивом, но ужасно глупом фильме «Перл Харбор» летели бомбить Японию. Бензин просто долили, заново запустили всю технику и продолжили перегон.

Первая новость была о рабочих встречах президента, вторая — о заседании кабинета министров, потом дело дошло и до Израиля. Сергей с интересом послушал рассказ о поездке на границу с Ливаном в город Кирьят Шмона. Из города были видны позиции боевиков «Хеззболлы». Их обстреливали израильтяне. Над позициями поднимались огненные смерчи и клубы дыма, а в сам Кирьят Шмона попало не менее тысячи ракет, но они были так слабы, что пробивали у домов лишь крыши, а в стенах оставляли небольшие выщерблены.

Он не видел свою картинку, он только ее представлял, когда начал рассказывать о рыбацком поселке, почти стертом с лица земли всего лишь тремя израильскими ракетами. Картинку накладывали в Москве на его слова, все так же разделяя экран на две части. По одну его сторону стоял Сергей, а по другую — шли кадры, отснятые Ильей, но Громов и так их хорошо помнил. Для того чтобы комментировать, ему вовсе не надо было на них смотреть…

Фарид еще несколько раз договаривался об интервью с руководством «Хезболла», причем однажды ситуация очень напоминала шпионский детектив. Встречу им назначили по одному адресу, но когда они добрались до указанного места, то на машине «Хезболла» их повезли в совершенно иное.

— «Моссад» ведет охоту за нашим руководством, — пояснили Громову.

— Да знаю я, — кивнул тот.

— США хочет изменить внешний вид Ближнего Востока, — рассказывал Сергею очередной политик. — Ливан стоит следом за Афганистаном и Ираком. Причины этой войны в том, что сокращаются запасы энергоресурсов, а США хочет их контролировать.

Афганистан, Ирак, Ливан, думал Сергей, слушая политика, кто будет следующим? Куда мне предстоит поехать?

А на юг Ливана они больше не ездили. Столкновений там понемногу становилось все меньше. Молниеносной войны у Израиля не получилось, а партизанская, в так называемый буферной зоне, могла продолжаться годами, без особого успеха. А миротворческие войска ООН так и не вмешались. Потом Ливан, которому до смерти надоело, что израильтяне превращают его южные районы в пустыню, начал перебрасывать на юг войска, что в корне меняло ситуацию. Теперь Израилю приходилось воевать не с боевиками «Хезболлы», а с регулярными войсками. Кто знает, к чему это приведет, если война продлиться еще какое-то время? Не втянется ли в конфликт Сирия, а следом за ней и другие страны, у которых Израиль, как заноза в заднице? Они были бы очень рады возможности нанести ему как можно больший ущерб, а лучше и вовсе стереть эту страну с карты мира. Многочисленные митинги протеста шли во всех мусульманских странах Ближнего востока. Чиновники из разных международных организаций, осознав, что дело пахнет керосином, наконец-то плотно уселись за стол переговоров. Они выступали с речами о том, что хотят лишь одного — скорейшего установления мира. Каждый при этом преследовал собственные цели и, как обычно, слово «мир» виделось всем по-разному.