— Дорогая, вы с тем же успехом могли бы пойти со мной. Если я не приглашаю вас, вы просто идете следом. — В ответ она подняла на него глаза, встретилась с ним взглядом в зеркале. И первой отвела взгляд.

Неловкость между ними должна была бы уже исчезнуть. Особенно после прошлой ночи. Но казалось, что напряженность стала даже более ощутимой, чем раньше, как будто бы слова, сказанные в темноте, стали досадным воспоминанием при свете дня. Если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что Джеред злится на нее. Опять чем-то недоволен?

Почему? Потому что она расплакалась в его объятиях? Потому что он шептал такие ласковые, нежные слова? Потому что прошлой ночью она начала думать, что для него, может быть, еще совсем не поздно превратиться в человека доброго и великодушного. Человека чести, который не растрачивает на пустяки свою жизнь.

— Вы идете со мной или нет? — Он взглянул на нее и потянулся за тростью. Манерность, присущая людям его ранга? Он едва ли нуждался в ее советах, авторитетом для него был разве что страдающий подагрой дядя. Кто она такая, чтобы подсказать ему, что он выглядит с тростью как-то нелепо? Это была часть образа распутного аристократа. Быть именно таким считалось модным в их кругу. Но она замечала в Джереде черты, намекающие на что-то «человеческое», особенно когда лицо его озаряла улыбка. Вот тогда она им восхищалась. Но это было настолько редко, что она могла и ошибаться. А как на этот раз?

— Куда вы собрались?

Эти глаза Мэндевиллов как будто обжигали ее. И в то же время она ощущала напряженность, природу которой не могла понять. Тесса снова отвернулась, чувствуя абсолютную беспомощность, как ребенок, которого ругают за какой-то проступок. Но она же не маленькая девочка, она женщина и жена. И совсем не наивная дурочка, которой он ее считал, она не позволит обращаться с собой так.

— Я жду ответа. — На этот раз в ее голосе прозвучало не любопытство, а требование. Он улыбнулся ей, и она подумала, что, может быть, такое безапелляционное обращение — это то, что нужно в общении с мужем.

Оказалось, они намерены посетить таверну, слишком близкую к докам и обслуживающую очень разных клиентов, большинство из которых определенно не пустили бы в приличное общество.

Тесса вышла из кареты, взяла Джереда за руку. Он прошел мимо мужчин, собравшихся у стены здания. Среди них было немало инвалидов, людей без руки или без ноги, слепых или просто больных. Один из них что-то крикнул ей, это было не ругательство, а просьба. Тесса отпрянула от Джереда, сунула руку в ридикюль и бросила несколько монет калеке.

Джеред тут же отчитал ее:

— Никогда не давайте им денег, Тесса, иначе они никогда не оставят вас в покое.

— Джеред, у этого человека нет руки. Можно ведь проявить к нему немного сочувствия?

— Не сомневаюсь, что он напился и потеря конечности стала результатом несчастного случая. Не смотрите на все так романтично, Тесса.

— И вам его совсем не жалко?

Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Свет из открытой двери почти не падал на них.

— Теперь, Тесса, вам не нравятся мои взгляды. На следующей неделе будет подвергнут критике мой костюм. Или, может быть, мои манеры за столом? Я должен считать, что мне повезло, что вы не инспектируете меня каждый вечер, чтобы убедиться, что я поменял белье.

— Джеред, я только хочу видеть в вас прежде всего добропорядочного человека.

Его рука рубанула воздух.

— А вы имеете на это право, мадам? У вас что, совсем нет недостатков, что вы так хорошо видите мои? Кто назначил вас целомудренной жрицей моей совести? Вы желаете изменить мою жизнь по своему образу и подобию. — Сейчас он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

Его руки схватили ее за плечи. Пальцы впивались в ее тело. Было ощущение, что он еле сдерживает себя от дальнейших, более агрессивных действий.

— Джеред, я вовсе не хочу изменить ваш характер. — тихо произнесла она, глядя вниз, на тени у своих ног. — Я лишь пытаюсь понять вас.

— Зачем вам это? Мы ничего подобного друг другу не обещали. Я присутствовал на церемонии бракосочетания, мадам, и не припомню ни одной такой клятвы.

— Похоже, Джеред, что у вас проблема с памятью. «Брак предназначен для взаимопонимания, помощи и утешения, мужу и жене надо быть вместе в беде и в радости». Или вы забыли это так же, как и другие слова? — Она добавила: — «Отвергая всех остальных, храни себя только для нее, пока смерть не разлучит вас». Мы поклялись в этом перед Богом.

Он не ответил ничего, просто отпустил ее и вошел в таверну. Ей не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Внутри не было ни хрустальных канделябров, ни богатых ковров, ни тихой музыки. Если это был игорный притон, то непохожий на все, какие она видела раньше. Честно говоря, это было самое непрезентабельное заведение, которое она видела в своей жизни.

Здесь воняло дымом, рыбой и какой-то гнилью. Войдя, Тесса поняла, что, хотя она не единственная женщина в зале — очень много девиц сидели на коленях у мужчин, — только она была прилично одета. Платье, которое выбрал Джеред, было из желтого шелка, расшитого золотой нитью. Корсаж — облегающий, декольте весьма скромное — оно считалось бы обычным нарядом в свете. Но в этой огромной комнате с сотней пар глаз, нацеленных на нее, Тесса поняла, что одета чересчур скромно для подобного заведения — она была одной из немногих женщин, чья грудь не была открыта жадным взглядам присутствующих мужчин.

Тесса последовала за Джередом в какое-то помещение вроде занавешенного алькова, отгороженного от основной комнаты. Здесь сидели три человека в нетерпеливом ожидании, если она правильно поняла выражение их лиц. Один из них, с фатоватыми усиками, неторопливо осмотрел ее с ног до головы. Этот взгляд был одновременно презрительным и как будто раздевающим ее. Она прильнула к мужу, но Джеред отстранился, давая понять, что не намерен опекать ее. Может быть, он хотел, чтобы она пожалела, что не осталась сегодня дома?

А ведь Тесса была так по-детски рада, что ему потребовалось ее присутствие в этот вечер. Почти благодарна, честно говоря. Он впервые взял ее с собой! «Тесса, не будь идиоткой. На самом деле он не хотел, чтобы ты была здесь, это же вполне очевидно, начиная с того, как он игнорировал тебя в карете, до только что возникшего небольшого, но красноречивого эпизода».

Он что, считает ее полной дурой? До сих пор ему не удалось шокировать ее, но он явно не прекращал попытки: хотел, чтобы она все больше возмущалась его поведением, относилась к нему с презрением, чтобы предпочла уехать в Киттридж-Хаус, чем быть с ним. Его жена не должна выходить за рамки тщательно прописанных границ, которые он установил для нее. И в эти ограничения входило: не возражать, что он проводил время со своей любовницей; не подвергать сомнению его выбор развлечений; никогда не критиковать его друзей, его способа тратить деньги. Другими словами, никогда не интересоваться тем, что делает Джеред Александр Мэндевилл.