Это Бланш. Он, конечно, сказал, что между ними ничего нет, но неужели он думал, что я после этого буду радоваться ее звонкам. Ох, да, она ведь прилетает сегодня в Рим… Когда? Разве не в полдень?

Выискивая в шкафу подходящую рубашку, Маркус плечом прижал мобильник, продолжая с ней разговаривать. Болтать с Бланш и смеяться.

— Нет, никаких проблем… Ну ты же знаешь!

Снова счастливый хохот Ферраро. При других обстоятельствах я бы порадовалась за него, восторгаясь этим потрясающим серебристым смехом. Но в данный момент мне хочется исчезнуть. Я почувствовала себя внезапно ужасно одинокой, как бывает, наверное, когда любимый человек покидает твою жизнь. И хоть Маркус рядом, — стоит лишь протянуть руку, чтобы коснуться, — в то же время он неимоверно далеко.

Да, я ревную, поскольку на мне остался только опьяняющий аромат его поджарого тела, но не он сам. Да, у меня болит душа, ведь я больше не чувствую тепло, которое он дарил мне с такой любовью. Он мне необходим. Я нуждаюсь в нем, но есть кое-какое правило, которое никогда не нарушу, что бы ни произошло — я не унижусь ни перед Маркусом, ни перед другим мужчиной. Я больше не стану отрицать, что могу влюбиться в него так сильно, что будет больно дышать, говорить и жить, но принципы останутся при мне. Они важнее, они олицетворяют мою гордость. Я мысленно готовлю себя к худшему. Пока Марк был со мной, я исключила Бланш из мыслей. К сожалению, она занимает одно из ключевых мест в его жизни. Я могу сделать такие выводы из того, как он разговаривает с ней, как смеется над ее шутками и с какой скоростью готовится к встрече с ней. Покинув спальню и даже не взглянув на меня, Марк, по-видимому, отправился в ванную. Я слышу его веселый беззаботный голос отсюда.

Жизнь Φерраро, можно легко предположить, наполнена давлением и обязанностями. Εсли бы я могла что-то пожелать, то пожелала бы, чтобы рядом со мной он был столь же беспечным и счастливым. Что же будет, когда Бланш ворвется в нашу жизнь? Я уже вижу в ней соперницу. Правила, которых придерживаюсь, подразумевают то, что я должна уступить Маркуса при необходимости, но не бороться за него.

Консервативное воспитание оставило свой отпечаток — мужчина должен сражаться за женщину, но никак не наоборот. Я так не умею, я не такая.

Я так не смогу и не буду.

Присев на кровати и спустив ноги вниз, прикрываю свое обнаженное тело одеялом. Преодолев меланхолию, натягиваю лямки бюстгальтера на плечи и поправляю розовые кружевные чашечки. Спустя буквально пару мгновений в комнату врывается оживленно настроенный Ферраро. Неужели я рассуждала о жизни настолько долго, что за это время Марк успел принять душ и переодеться? Он предстал передо мной в элегантном костюме, по-прежнему вкусно пахнущим и с влажными волосами. С коротких прядей стекают редкие капли воды. Я концентрируюсь на них, а потом перевожу взор на блестящие кофейно-смарагдовые глаза. Он преобразовался, стал по-настоящему солнечным, ликующим.

Я закусываю губу, чтобы не разреветься. И как бы тяжело ни было, посылаю ему улыбку в ответ. Если быть действительно откровенной, кто-нибудь другой бы подумал, что между нами ничего не было. По крайней мере, его реакция указывает именно на это.

— Давай, — Маркус кивает головой в сторону ванной комнаты, — собирайся, я отвезу тебя на работу, а потом мне срочно нужно ехать в аэропорт. Рейс перенесли на час раньше.

Он возится с запонками, опускает длинные ресницы и усмехается сам себе. Я киваю как раз тогда, когда он вновь на меня смотрит.

— Ладно? — спрашивает у меня ничем неомраченный мужчина, которого не узнаю.

— Ладно.

Сердцу больнее, тревожнее, но улыбка на губах растягивается шире. Ни намека на то, что вскоре я буду похожа на разобранный конструктор LEGO.

— Все в порядке? — поджав зацелованные мной губы, уточняет Маркус.

Похоже, он не совсем верит мне. Может, он раскусил мою фальшь? Это вряд ли. Я слишком хорошо стараюсь.

— Конечно, — обнажив зубы, уверяю его.

И, удовлетворенный моим «отличным» настроением, Марк опять оставляет меня наедине с собой. Он не видит, как в отчаянии я смыкаю плотно веки и разрешаю скатиться по щекам нескольким слезинкам.

Я и не хочу, чтобы он об этом знал.

Каталин

Ни звонка, ни смс-сообщения. Благодаря Маркусу я почувствовала себя желанной, поверила в то, что красива. Может, это ничего и не значит, но уже вечер — а он даже не написал, не спросил, как я. Вероятно, развлекается с Бланш? А что, если они не просто друзья? Может, она соблазнила его, и он переспал с ней?

Ну, черт возьми, как уничтожить эти мучительные мысли?! Не хочу думать ни о Марке, ни его подруге, вот только ни черта не получается. Со мной и Альбаной сегодня снова работают официанты выходного дня — Оттавия и Ракеле. Так совпало, что мы опять в одной смене. Девчонки классные, я привыкла к ним. Да и с ними веселее и быстрее проходит день в кофейне, но под конец дня, когда в «Каролле» почти никого из посетителей не осталось, Ракеле решила добить меня грустной песней. Из динамиков полилась композиция Gwen Stefani «4 in the morning». Разумеется, она не знает о моих душевных терзаниях и включила этот трек, исходя из исключительно собственных вкусов. Это, правда, никак мне не помогает. Внутри все переворачивается. Великолепный голос Гвен действует, как соль, которую сыплют на рану. Однако слова, что исполняет певица, никак не способствует улучшению. Вот почему я не хотела отношений. Вот почему уговаривала себя держаться подальше от Маркуса и от подобных ему парней. Да и вообще — от мужчин. Любовь все меняет. Увлечение кем-то делает жизнь невыносимой. Ферраро такой, каким является — он может не звонить и не объявляться несколько дней подряд. Но внезапно напишет, когда ему самому этого захочется. Он предупреждал меня, что в любой момент все может закончиться. Чтобы завершиться, отношения должны сперва начаться. А у нас их нет. Есть эгоист, которому плевать на меня, и есть я, скучающая по этому эгоистичному…

Ладно, нужно пресечь все размышления о Маркусе. Я работаю на автомате, Билли не замечено ни единой ошибки. Единственное, что его коробит и что он пытается во мне исправить — это моя улыбка. Я пытаюсь делать вид, что все хорошо, но ему заметно, как я фальшивлю. Черт возьми, я стараюсь. Если бы Ракеле вырубила музыку вообще, было бы легче обслуживать нашего последнего гостя. Он попросил счет. Все, что осталось сделать — забрать деньги, рассчитать его, принести сдачу, убрать столик, за которым он еще сидит. И да, конечно, не забыть послать ему прощальную улыбочку…

Вместо меня традиционное «Заглядывайте к нам снова!» прощебетала Альбана. Стоило итальянцу, зажавшему книгу под мышкой, выйти из кафе, как взгляд сменщицы тут же сменился на холодный и брезгливый. Она посмотрела на меня, как смотрят на никчемных глупышек успешные женщины — с откровенной неприязнью. Может быть, я бы и стала комментировать ее нелюбовь ко мне, но сейчас у меня нет на это ни желания, ни настроения. Лишь бы скорее оказаться в общежитии. И пускай уже Ракеле вырубит звук, в зале никого нет, помимо нас. Она слушает одну и ту же песню американской певицы уже четвертый раз. Неужели по моему лицу ей до сих пор не видно, как мне хреново? Я думала, что плохо скрываю эмоции.