- Есть! - гаркнул бомбардир.

- Потом оставишь кого-нибудь за себя, пусть давление в котле только держит. А сам пулей сюда, будет для тебя как для пушкаря работенка.

Ерему словно ветром сдуло.

Следом приказ вестовому: - Радисту передать на "Марию" и "Авось" чтобы отошли и без команды в бой не вступали! - Вестовой исчез.

И в этот момент крышки пушечных портов фрегата полезли вверх. Но едва дрогнул первый как на "Юноне" прогремела команда капитана Хвостова: "Лево руля! Полный вперёд!" Судно, конечно, не прыгнуло подобно мощным катерам 21 века, слишком уж тяжело груженое, да и мотор слабоват.

Жахнул залп с фрегата. Одно ядро скользнуло по правой скуле нашей бригантины, едва начавшей поворачивать. Позже, после боя, меняли с пяток надломленных досок. Другое порвало паруса и плеснуло за бортом. А вот третье сломало бедро матросу. Больше, по счастью попаданий не случилось.

До следующего залпа "Юнона" вывернуло носом на фрегат, резко сократив площадь прицеливания и прошла около пары десятков метров. Что оказалось полной неожиданностью для бомбардиров противника. В целом довольно метких, ибо вторым залпом прежнее расположение "Юноны" накрыло ядрами густо.

Машина набрала обороты и "Юнона" пошла прямо на вражеский корабль, сокращая дистанцию. Резанов как артиллерист по прежней службе прекрасно знал и меня по ходу просветил, насколько трудоемко регулировать возвышение ствола чтобы изменить дальность стрельбы. Ну а для нас это выигранное время.

Ерема саженными скачками несся к носовой пушке.

- Заряжай книппелями! – скомандовал я. И, взбежав на мостик, перекрывая канонаду обратился к своим: - Братцы! Супостат думает что супротив него слабый маленький купчишка! И что ему с нами совладать раз плюнуть. Небось уже вино откупоривают чтобы обмыть как пустят нас на дно. Только одно они упустили - что мы РУССКИЕ! И что у нас есть что им ответить! Зададим жару супостату! - и с этими словами залихватски перемахнул на палубу перехватил ружье у слуги и кинулся к носовой надстройке.

Грохнула пушка Еремы, на фрегате затрещали мачты, обвисли паруса. Ещё выстрел, ещё и ещё.

Я выцелил офицера на мостике вражеского корабля. Сухо, словно кнут щелкнул бездымный выстрел, приклад лягнул меня в плечо - калибр всё-таки не маленький! - пуля-турбинка с визгом снесла наиболее опасного противника,властно посылавшего то матросов на реи, то солдат к бортам. А "Юнона" уже вошла в мертвую зону для вражеских пушек. Но вдоль бортов фрегата сгрудилась абордажная команда. Ерёма со-товарищи перезарядились и ударили по лакомой мишени картечью. Кровь, стоны проклятья.

"Юнона" сделала круг и застопорила

ход вне зоны поражения ружейным огнем с фрегата, своим же стрелкам я щедро раздал новые пули. Которые отменно выкашивали бреши в рядах нападавших.

Радист"Юноны", , следуя инструкции, отбил радиограмму: "Подвергся нападению фрегата "Санта Моника" под Французским флагом. Веду бой".

Тревожную радиограмму о начале боя приняла и Кончита.

Она уже хорошо понимала "резанку", Так называли радиоазбуку zaglaza по фамилии придумавшего её командора. Кончита схватила мелок и принялась торопливо записывать знаки на выкройках нового платья. Пусть портниха сердится, но сейчас бежать за бумагой и карандашом недосуг.

Торопливо, почти буква в букву записала принятые знаки короткого сообщения.

К счастью корабельный оператор был малоопытным, поэтому приняла почти без ошибок.

И тутже кинулась за Библией, чтобы расшифровать. На её счастье не успела этого сделать до следующей радиограммы. О Победном окончании боя с фрегатом. Которую тоже записала. И в задумчивости Глядя на последовательность символов вдруг поняла, что никакой это не шифр по Библии, а открытый текст. Сбегала за бумагой и карандашом.

Сначала прочитала первую радиограмму. И схватилась за грудь, сердечко страшно заколотилось - она ужасно испугалась за возлюбленного. И поэтому лихорадочно принялась переносить на листок вторую радиограмму. Из-за волнения получалось плохо. Несколько раз переписывала. Никак не могла сообразить, Что к чему.

Так бывает: человек смотрит на что-то и не видит.

Наконец прикусила губку, вскочила, походила туда-сюда успокаиваясь, вернулась к тексту. Осенило о чём идёт речь. прижала ладошки к щечкам! Ей захотелось тут же отстучать поздравления. Но она удержалась: всё-таки как-никак она ни какая-то там простушка или служанка – она девушка благородных кровей, умеет сдерживать порывы!

Я меж тем перезарядился, ждал подходящую цель, противник опомнился, люди отхлынули от бортов, полезли вверх паруса. Ереме только того и надо: книппели-то в достатке. Два выстрела и ещё две мачты рухнули, круша надстройки, накрывая парусами экипаж и абордажную команду. А у меня созрел новый план.

Чудовищный по мнению Резановавнутри меня, но иного способа гарантированно одолеть грозного врага и он не видел.

Когда противнику стало не до русских, "Юнона" подошла вплотную, матросы тупо облили из ведер борта фрегата нефтью и подожгли. Тушить такое ещё не умели, а скучившихся с водяными рукавами от помп на борту азартно поливал картечью Ерема.

На корсаре поднялась паника, команда кинулась на противоположенную сторону, где принялась прыгать за борт.

Я устами хозяина тела радиограмой подозвал батель, приказал отстреливать пожарных и стрелков, а бригантина обогнула вражеское судно. И вовремя.

Первая спасательная шлюпка уже коснулась воды и к ней отчаянно загребая руками рванулись утопающие. По ней-то Ерёма и жахнул по моему кивку.

Резанов во мне было возмутился, мол: "Это же подло убивать беззащитных!" Но я рявкнул: "Ты, Вашбродь, свои дворянские штучки брось! Ты не на балу: потанцевали и разбежались! Они-то нас не пощадили бы!" - но ощущая лицом страдания соратника, смягчил: Не по людям бьём, а по средствам доставки. Они ведь и на этих посудинах сильны и для нас опасны".

Спустя пару минут на чудом уцелевшем обломке носовой мачты задергалась грязно-белая тряпка, а над бортами отчаянно замахали безоружными руками. Теперь я устами Резанова отдал приказ прекратить огонь. А на батель радировали по возможности погасить полыхающий борт.

С "Юноны" спустили шлюпки. Но для спасения далеко не всех. Я растолковал Резанову, что благородство уместно в другое время. Барахтающимся пиратам громогласно провозгласили, что спасут лишь тех, кто поклянется отработать коварное нападение на Ситке разнорабочими, остальные пусть сами добираются до берега. Что практически для всех пловцов означало неминуемую гибель. Желающих стать кормом для морских обитателей почти не оказалось и я предусмотрительно вначале собрал оружие у пловцов. Только единственный оказался матросом. Остальные абордажники, в большинстве первыми попрыгавшие с корабля.