— Все когда-нибудь кончается, — вздохнул Владимир. — Я провожал тебя до места, где кончается моя земля. Прошу тебя, епископ, ради Бога, не терять, к моему бесчестию, своей молодой жизни. Я знаю, что завтра, еще до трех часов, тебя ожидает смерть.

— Поверь, великий киевский князь, я приму ее с достоинством патриция.

Владимир перекрестил отважного миссионера, молча поцеловал и, не оглядываясь, направился к своей вооруженной свите.

Больше он не вспоминал о посланце Папы Римского. И потому, что верил в его гибель, и потому, что дел оказалось много.

И одно из них — приятное. Упрямый и дальновидный телохранитель Ярополка Варяжко, прорвавшийся из осажденной Родни к печенегам, где обучал их военному мастерству, неожиданно добровольно пришел к Владимиру под честное княжеское слово. Великий князь был этим очень доволен и дал свое слово в тронной палате великокняжеского дворца — в присутствии членов Боярской думы — возложив руку на Евангелие. В свою очередь, Варяжко принес торжественную варяжскую клятву на мече, вонзив его в пол и положив обе руки на перекрестие меча. Изменить этой клятве было недопустимо — отступника ждала неминуемая и мучительная смерть.

Отослав Варяжко на оборонительную линию против печенегов в должности воеводы участка, великий князь Владимир спокойно продолжал заниматься государственными делами. И так продолжалось почти полгода, а если быть точным, то ровно пять месяцев прошло, когда Владимиру доложили, что некий чужеземец просит срочно его принять.

— Просить, — повелел он, поскольку чужеземцам никогда не отказывал.

И вошел епископ Бруно. Живой и целехонький. А с ним еще два печенега в торжественных рогатых шапках — рослый мужчина и отрок.

— Бруно! — князь Владимир от удивления и искренней радости даже вскочил. — Жив?..

— Не только жив, великий князь, но и пришел к тебе с мирными предложениями от имени печенежского хана, принявшего меня как гостя и разрешившего проповедовать слово Господне. Я крестил тридцать семь человек и уговорил хана заключить с тобою мир.

— Киевскому княжеству не нужна война, друг мой.

— Это представители самого хана. Его брат и его племянник. Дозволь им от имени хана поведать тебе об условиях будущего вечного мира.

— Условие одно — по закону печенегов, — по-русски сказал старший. — Мы обменяемся заложниками. Я отдаю тебе в заложники своего сына, ты мне — своего.

Владимир задумался, кого послать. Быстро перебрав в уме сыновей, он вспомнил и о Позвизде, однако имени его матери так и не смог припомнить.

— Немедленно привести сюда моего сына Позвизда.

Гридни бросились исполнять повеление, а князь Владимир пригласил гостей пройти в пиршественную залу, где был тут же накрыт стол, появились меды и фряжское вино, зазвучали торжественные речи во славу вождя печенегов и великого князя. Гости уже успели и хорошо выпить, хорошо закусить, когда гридни ввели в залу Позвизда.

— Вот мой сын Позвизд, — представил его Владимир. Позвизда тоже усадили за стол, тоже воздали ему хвалу и славу.

Обед закончился подписанием Высокого договора о вечном мире и согласии.

Затем гости уехали, забрав с собою Позвизда и оставив в заложниках племянника печенежского хана.

Великий князь рассказал об этом княгине Анне, которой представил епископа Бруно, еще когда миссионер приехал в Киев с буллой от Папы Римского.

— Теперь печенеги не помешают тебе, супруг мой, наказать язычников Кавказа?

— Накажу. Печенеги меня пропустят.

Печенеги не только беспрепятственно пропустили войско великого князя, но помогли проводниками и конной охраной обозов.

Владимир послал на Кавказ отборную армию под командованием Александра Золотогривенного. Кочевые племена были разгромлены наголову, армянские христиане были спасены.

На обратном пути Золотогривенный присоединил Тмутаракань к Киевскому Великому княжению, создав опорный пункт у самых ворот Кавказа.

Это случилось в 1001 году. Дальнейшая судьба сыновей-заложников неизвестна, а ровно через десять лет умерла законная жена Владимира княгиня Анна. Великий князь искренне привязался к ней, часто советовался, она родила ему законных наследников Бориса и Глеба…

Прощаясь — уж еле слышно было, что говорит, — Анна прошептала венценосному супругу:

— Именем Господа нашего Иисуса Христа поклянись мне, супруг мой, что исполнишь все…

Замолчала.

— Все исполню, все, — поспешно сказал Владимир. — Именем Господа…

— Посадишь сыновей наших в городах твоими наместниками… Назначишь себе преемника…

— Законные сыны — только от тебя.

— Законный твой наследник — Святополк, — вдруг отчетливо произнесла умирающая. — Святополк рожден в законном браке и, как старший…

Задохнулась, мучительно закашлялась.

— Лекаря позвать?.. Священника?..

— Святополк… Именем Христа… Святополк…

Это были ее последние слова.

* * *

Торжественно и пышно похоронив великую княгиню Анну, князь Владимир, печально отметив девятый и сороковой день со времени ее кончины, вернулся к делам. Он по-прежнему вел выгодную торговлю по пути из варяг в греки, по-прежнему чеканил золотые и серебряные монеты, широко этим пользовался, и все было бы хорошо, если бы местные славянские, муромские и прочие мелкие владыки не задерживали подати и плату.

Но они блюли свои интересы, и великий князь решил посадить в удаленные и особо упрямые селища своих представителей с правом решающего голоса на местных вечевых собраниях.

Лучше всего эти дела могли решить его сыновья, достаточно подросшие к тому времени. И Владимир посадил:

Вышеслава — в Новгороде,

Изяслава — в Полоцке,

Святополка — в Турове,

Ярослава — в Ростове Великом.

Однако Вышеслав вскорости умер, и великий князь заменил его Ярославом. Ярослав был очень недоволен, потому что в Ростове Великом он приобрел множество новых друзей, влюбился в красавицу и ощущал себя полновластным местным князьком. Но не подчиниться повелению отца тогда не посмел.

Не подчинился отцу (возможно — приемному) Святополк, которого покойная великая княгиня Анна перед смертью обязала Владимира Киевского назначить преемником в обход Бориса и Глеба, поскольку «сын двух отцов», с ее точки зрения, был первым законным наследником. Великий князь назначил его наместником в Туров, где Святополк сразу же влюбился в полячку и без разрешения Владимира помчался в Польшу просить ее руки. По возвращении Владимир определил влюбчивого Святополка под домашний арест.

А вскоре после смерти княгини Анны началась великая заметня по всему Киевскому княжению.

Началась расплата.