Узнав о своем диагнозе, Спаанс решил, что не будет горевать о будущем, а лучше с максимальной пользой проведет оставшееся ему время. Он будет принимать прописанные врачом лекарства, но нисколько не изменит своего образа жизни. Отбросив всякую осторожность, он посчитал, что просто поторопится жить и, возможно, умрет раньше, чем мог бы, если бы не болезнь. Какое-то время так и было. Он глотал все возрастающие дозы медикаментов, которые, по уверениям врачей, будут сдерживать симптомы заболевания, однако ему было известно, что по мере увеличения дозы постепенно растет и невосприимчивость к лекарствам. Он знал, что в конце концов они станут неэффективны и его ждет инвалидное кресло.

На ранних стадиях болезни лекарства прекрасно маскировали ее симптомы, давая изнашивающейся нервной системе приток дофаминов. Но за облегчение нужно платить. Число пилюль увеличивалось, и постепенно они уже не могли хитростью заставить мышцы работать.

Однажды утром, в марте 2011 года, когда он работал дома за компьютером, его руки попросту застыли на месте. Он не мог заставить их дотянуться до клавиатуры, как ни старался. Он попытался встать, но мышцы и тут подвели его. В конце концов Спаанс потерял над ними контроль, и его тело превратилось в клубок сведенных болезненной судорогой мышц. Все кончено.

Позже он вспоминал об этом чуть ли не со смехом.

— Вот забавно, — говорил он. — Я застыл на стуле, словно статуя, словно скрученная болью колбаса. Я думал лишь о том, что мне нужно до конца дня отпроситься с работы. А на самом деле мне, пожалуй, надо было бы все бросить еще в 2004 году и думать только о себе.

Спаанс точно не помнил, сколько он так просидел, но то, что произошло дальше, полностью изменило всю его жизнь. Окоченение и боль волной прокатились по всему телу, захватив даже его сознание. Он упал со стула. Затем, когда от Ханса Спаанса, IT-специалиста и плейбоя, не осталось ничего, кроме сгустка боли, его тело содрогнулось и задрожало с такой силой, что он подскочил, тут же вновь шлепнувшись на пол. Словно ему проводили реанимацию электрошоком.

Приступ длился почти минуту, а потом боль ни с того ни с сего отпустила. Спаанс снова контролировал себя. Он встал, будто ничего не произошло.

Этот приступ привел к двум следствиям: во-первых, с работой было покончено, а во-вторых, покончено и с возможностью контролировать симптомы с помощью лекарств. Врач Спаанса был не вполне готов отказаться от надежды на медикаментозное вмешательство и предложил то, что, по его мнению, было еще более кардинальным средством корректировки биологических изменений в организме Спаанса — то, что называется глубокой стимуляцией мозга. В ходе этой процедуры бригада хирургов вживляла ему в мозг электрод, который, надо надеяться, подарит ему пару лет более качественной жизни.

Предложение было заманчивым, но Спаанс опасался, что это очередная попытка еще ненадолго замаскировать симптомы, а не способ борьбы с основной проблемой. В детстве он занимался кунг-фу и йогой. И хотя Спаанс не был совершенно уверен, что излечится от болезни, он считал, что, пожалуй, справится с симптомами без такого огромного количества лекарств с помощью альтернативной медицины.

Я познакомился со Спаансом в Польше. Он решился довериться Уиму Хофу в надежде, что тот излечит его искалеченное тело. На тот момент он придерживался программы всего несколько месяцев, и уровень его энергии пока был невысок. Однако, похоже, ледяные ванны и дыхательные практики начали приносить пользу. Тогда как вся остальная группа полностью сосредотачивалась на тренировках, Спаансу удавалось тренироваться всего по четыре часа в день, потом он скрывался в комнате, мучаясь от симптомов своего заболевания. Разговаривать с ним было боязно — казалось, на выговаривание слов у него уходили все силы и ни на что другое энергии не оставалось. И все-таки он понимал, что кое-что в этом методе работает.

— Когда у вас такая болезнь, вы внимательно следите, что происходит с вашим телом, — говорил он тогда. Из-за болезни Паркинсона мозгу сложно установить связь с конечностями. Но, вместо того чтобы смиренно терпеть эти мучения, он начал относиться к каждой судороге и к каждой конвульсии, как к непрерывной беседе со своей нервной системой. Основываясь на идее Хофа о том, что тело — часть окружающей среды, а его болезнь означает, что мозг больше не может посылать мощные сигналы мышцам, Спаанс попытался действовать в обратном направлении и с помощью воздействий окружающей среды направлять все более мощные сигналы через кожу в мозг. Ему бы только отыскать нужную комбинацию внешних раздражителей, которые послужили бы командой, и, возможно, его мозг стал бы снова слушаться. Это — рискованный шаг, но ему нечего терять! Продвигался он медленно, но ведь он учится.

— Уим говорит, что холод — все равно что эмоции, — сообщил Спаанс. И в его отношении это оказалось верным. Порой он так сильно злился на свою беспомощность, что его злость сокрушала все неврологические преграды, которые мешали мозгу установить связь с мышцами. Но злость обладает одновременно и силой саморазрушения. Он использовал ее, но ненавидел себя и негодовал на свою болезнь. Холодный душ и ледяные ванны служили не менее мощным внешним раздражителем, и Спаансу не нужно было подвергать себя эмоциональной встряске, чтобы добиться воздействия такой силы, какая нужна для слома преград. Нужно было лишь соответствующим образом спланировать погружение.

Начав программу выздоровления, Спаанс отслеживал дозы и время приема лекарств в электронной таблице. Потом он загрузил ее на Фейсбук, назвав «Мой вызов Паркинсону». В течение нескольких недель он показал, что общий объем приема лекарств у него сократился, при этом время, в течение которого он хорошо себя чувствовал, не изменилось.

Через три года после нашего знакомства я отправился к Спаансу домой, тот жил неподалеку от Амстердама, чтобы узнать, как у него дела. Прожить с болезнью Паркинсона 14 лет — уже подвиг, поэтому я и не ожидаю, что жизнь Спаанса так уж похожа на нормальную. Я рассчитываю увидеть инвалидные кресла, пандусы и все то медицинское оборудование, которое сопровождает любое прогрессирующее заболевание. Приветствуя меня у дверей, он признается, что чуть было не отменил нашу встречу, потому что ночь прошла очень плохо и он до самого утра кричал в подушку. Он предполагает, что довольно скоро тремор вернется и снова начнутся судороги, охватывающие все тело. Я предлагаю перенести встречу, но он взмахом руки все равно приглашает меня в дом.

— Давай посмотрим, как пойдут дела, — говорит он.

Болезнь дала Спаансу одно небольшое преимущество — у него появилось время завести пару хобби. Я не замечаю никаких медицинских причиндалов, какие ожидал увидеть. Зато его гостиная одновременно напоминает выставку восточного искусства и собрание гитар. А в задней части дома — неожиданный шедевр. Когда симптомы усилились, Спаанс поставил перед собой задачу возвести пристройку к своему дому. Она будет служить и додзё для занятий боевыми искусствами, и помещением для медитации. Так и вышло. На глиняном очаге тлели ароматические травы, а возле эркера на гвозде висела индонезийская маска.

— Я начал строить этот флигель в свободное время, — рассказывал Спаанс. — Бывало, что за день я успевал приколотить всего одну доску, но со временем все срослось.