href="ch2.xhtml#id179" class="a">[36] перенести джихад с суши на море показывает, что религия по-прежнему служит мощным инструментом деления на «своих» и «чужих», тем самым продолжая придавать пиратству видимость приличия, что она делала и в предыдущие два периода. В настоящее время такие организации, как небезызвестная группировка «Абу Сайяф»[37], базирующаяся на юге Филиппин, характеризуют себя как воинствующих исламистов — якобы они сражаются за гораздо более благородную цель, нежели собственное обогащение, и поэтому похожи больше на уважаемые партизанские движения, чем на бандитские шайки, которые тоже проводят пиратские набеги. Аналогичным образом, хотя сомалийские пираты считают своей законной целью любое судно независимо от его флага и религиозной принадлежности его экипажа, «Аш-Шабаб»[38] прославляет их как защитников сомалийских вод от нового поколения «западных крестоносцев». Примечательно, что уходящая вглубь веков тема «крестоносцы против джихадистов» все еще актуальна: это очень удобный способ оправдывать свои действия, очерняя при этом поступки другой стороны.

Современные благоприятные условия

Как и в те два предыдущих периода, которые мы рассматривали, для процветания пиратства необходимы благоприятные условия: молчаливое одобрение правительственных чиновников, работа некоторых портов по принципу «без лишних вопросов», возможно, даже незаинтересованность государств в борьбе с пиратством, а то и неспособность делать это.

Наглядный пример преступного сговора правительства и портовых должностных лиц — случай с универсальным сухогрузом Erria Inge, который был захвачен пиратами в Индийском океане в 1990 году и переоформлен под другим названием — Palu 111. Несмотря на попытки законного владельца вернуть свой корабль, из нескольких портов пиратам удалось безнаказанно ускользнуть{367}. Не секрет, что во многих портах, расположенных вдоль современных морских путей, коррупция по-прежнему процветает{366}. И можно утверждать, что проблема пиратства во многих регионах лишь усугубляется, так как «государственные служащие вовлечены в незаконную деятельность, а безудержная коррупция в вооруженных силах и правоохранительных органах подрывает усилия по борьбе с пиратством»{368}.

В то же время в условиях современной глобализации портам стало намного труднее открыто позиционировать себя в качестве безопасных гаваней в сравнении с тем, как это было раньше, когда контроль со стороны государства был слабым и непостоянным и все еще сохранялись спорные территории. В северных и восточных водах, которые сегодня контролируются сильными, стабильными государствами, ни одно из ранее известных пиратских пристанищ, таких как Пять портов в Великобритании, Балтимор в Ирландии, Дюнкерк во Франции, Росток и Висмар в Германии, Чарльстон в США или Макао в Китае, больше не привечает пиратов, а некогда непокорные прибрежные районы, как, например, Фризский берег Северного моря (разделенный между современными Нидерландами и Германией) и побережье Внутреннего Японского моря (Япония), давно усмирены. В наши дни порт может открыто поддерживать пиратов в случае, когда это слабое государство (правительство не может эффективно управлять всей своей территорией) или несостоявшееся государство (если правительство вообще потерпело крах).

И Филиппины, и Индонезия относятся к первой категории. Власть филиппинского правительства достаточно сильна в преимущественно католической части архипелага, центром которой является остров Лусон, но не распространяется на южную мусульманскую часть, где действуют сепаратистские организации вроде Исламского освободительного фронта моро, «Бойцов исламского освобождения Бангсаморо» и «Абу Сайяф»[39] (хотя можно сказать, что «Абу Сайяф» является скорее организованной преступной группировкой, занимающейся в том числе и пиратством, нежели действительно исламистским сепаратистским движением). Между тем власть индонезийского правительства не распространяется на все 17 000 островов государства-архипелага. В обеих странах ситуация усугубляется довольно высоким уровнем коррупции. Как следствие, небольшие гавани и якорные стоянки все еще могут тайно и безнаказанно поддерживать пиратов, снабжая их едой, топливом, оружием и боеприпасами и позволяя им продавать контрабандные товары на черном рынке торговцам, которые не задают лишних вопросов. В случае с Филиппинами в 1980-х — начале 1990-х годов это дало возможность известному пиратскому капитану Эмилио Чангко безнаказанно промышлять в Манильской бухте чуть ли не на глазах у филиппинского правительства. Он выполнял преступные заказы, захватывая корабли; его такса была 300 000 долларов, а девиз: «Вы выбираете, я угоняю»{369}. Для гарантии, что на его действия будут закрывать глаза, Чангко давал внушительные взятки, и так продолжалось вплоть до начала 1990-х годов, пока он не совершил роковую ошибку, захватив Tabango — танкер, находившийся в собственности Филиппинской национальной нефтяной корпорации, принадлежавшей правительству. В результате пирата арестовали и приговорили к многолетнему тюремному заключению. В 1992 году, отбыв примерно год своего срока, Чангко был застрелен при невыясненных обстоятельствах — как утверждалось, при попытке к бегству{370}.

Некоторые области архипелага Риау до сих пор служат пристанищами пиратов по тем же причинам, что и в давние времена: они слабо контролируются индонезийским государством и идеально расположены для того, чтобы следить за морским транспортом, курсирующим в Сингапур и обратно. Более того, непростая история взаимоотношений и конфликты на почве безопасности между современным независимым городом-государством и относительно более крупным соседним островным государством затрудняют полицейское патрулирование в этих водах. В 2004 году, когда исследователь Эрик Фрекон посетил Батам, один из островов Риау, в Кампонг-Хитаме («Черной деревне») он обнаружил настоящее пиратское логово:

Повернув налево после небольшого почтового отделения в конце рыночной улицы, попадаешь в пиратское гнездовье. Здесь находится бухта, разделенная на три части: одна — для полиции, другая — для местных проституток, а последняя — для пиратов и контрабандистов. Местная полиция, без сомнения, осведомлена о преступной деятельности на острове и в районе проливов. Фактически, чтобы добраться до проливов, пираты должны пройти у нее под самым носом{371}.

Нетрудно понять, почему полицейским проще не обращать внимания и брать взятки: даже если бы они попытались преследовать пиратов, то не смогли бы угнаться за ними на своих двух маленьких лодках{372}. К тому же жесткие меры против пиратства в сплоченном обществе, где бандиты имеют хорошие связи и занимают важные посты, были бы опасны не только для полицейских и их семей, но и для внутренней стабильности. Так что пришлось действовать по принципу «ты мне я тебе», такое положение дел сохранялось в 2015 году{373}, а возможно, остается и по сей день:

Местные полицейские не мешают пиратам и их вожакам при условии, что те не мешают им. Эти так называемые полицейские разве что защищают проституток; они занимаются своими делами и ни во что не суются. Похоже, это цена, которую приходится платить за мир в стране{374}.

Что касается индонезийского правительства, то в сложившейся ситуации действия пиратов на островах Риау едва ли привлекают его внимание; международные сети контрабанды наркотиков и исламское террористическое движение «Джемаа Исламия» — а в настоящее время еще и местное отделение ИГИЛ[40] — считаются гораздо большей