Я начал жалеть, что старший инспектор не составил компанию своему коллеге Грею.

— О да. Я очень хорошо их помню, — холодно сказал я ему, протягивая руку жандарму.

Тот приказал мне положить ее на специальный постамент, в углублении которого лежала нижняя половина браслета, и наставил на запястье верхнюю половину:

— Не шевелитесь, пожалуйста.

Он повернул тумблер, сверху опустилось что-то вроде выпуклой наковальни, полностью скрыв мое запястье. Заработал паровой поршень, раздалось два щелчка, и наковальня уехала в потолок. Полный браслет, половинки которого были скреплены клепками, оказался у меня на руке.

Все-таки некоторые господа слишком много внимания уделяют своему здоровью. Тот же эр’Дви, глава серых, ненавидимый всеми недовольными властью господами, и то пренебрегает столь надежной защитой. А уж ему-то стоит поберечься, в отличие от множества других бездельников у власти.

В следующем холле был еще один лифт. Мы поднялись на три этажа, слушая, как скрипят поднимающие кабину вращающиеся шестеренки. Фарбо хранил мрачное молчание до того, как ни распахнул двери и ни ввел меня в огромнейший кабинет, казалось, занимающий весь этот этаж.

Кабинет этот был слишком дорог для обычного, пускай и старшего, инспектора.

— Садитесь, — буркнул мой провожатый. — Диван у стола. Сейчас вас примут.

Окна здесь напоминали проемы в командной рубке броненосца, куда однажды мне довелось подниматься на экскурсию, когда я еще учился — одно длинное, чуть выпуклое стекло тянулось вдоль стены. Отсюда открывался вид на Сердце, море, мост Разбитых надежд, противоположный высокий и скалистый берег Рапгара и расположенные там районы. Грузовой поезд, с такой высоты похожий на миниатюрную игрушку, оставляя за собой сизый шлейф дыма, пересекал мост.

Основную площадь помещения занимал неглубокий бассейн. Вместо воды на дне находился макет столицы, словно ты смотришь на нее с огромной высоты. Был виден каждый остров и каждый квартал. Сейчас в миниатюрном городе, точно также, как и в настоящем, наступало утро, и была осень. Если бы по улицам еще ползли миниатюрные точки — жители, то макет ничем бы не отличался от реального Рапгара.

Над столом, удивительно небольшим и невыразительным для такого огромного помещения, висел портрет Князя. Я сел на диван, и почти сразу же лифт звякнул. В кабинет вошел чэр Гвидо эр’Хазеппа, начальник Скваген-жольца.

Это был высокий, сильно лысеющий мужчина, с большим брюшком, заметным даже несмотря на плотный мундир. Густые баки и борода скрывали подбородок, но не мешали увидеть, сколь слабовольным и нерешительным казалось его лицо.

Эта вечная маска, которую эр’Хазеппа носил всю свою жизнь, не раз и не два служила ему отличной защитницей и помощницей в большой политике Рапгара. С самого начала его подъема по лестнице власти, враги и конкуренты всегда отсеивали, на их взгляд, более сильных и опасных, оставляя «неопасного» старину Гвидо на закуску, и сами оказывались в пасти тру-тру. Гвидо был достаточно коварен, чтобы ударить в спину и не сдержать обещания, если считал, что они идут во вред ему или его делу.

— Тиль, доброе утро. Хотя оно, конечно же, совсем не доброе, — его лицо было таким же темным, как воздух в Дымке.

Он прошел мимо меня, едва заметно склонил голову на приветствие Фарбо и сел за стол, став мрачнее тучи.

— Два убийства за одну ночь, Тиль. Грей, располагавший сведениями больше всех нас и хоть сколько-то продвинувшийся вперед, мертв. Мы опять в самом начале пути.

Я знаю эр’Хазеппу с детства. Лучэр учился вместе с моим отцом и дядей, дружил с ними всю жизнь, и для меня не секрет, что эту должность он получил не без помощи моего дядюшки, к вящему недовольству чэры эр’Бархен и чэров эр’Гиндо и эр’Кассо — той самой коалиции в Палате Семи, с которой так любил сталкиваться лбами мой родственник.

Во главе жандармерии эр’Хазеппа встал за двадцать лет до того, как меня обвинили в убийстве. Всей его власти тогда не хватило, чтобы вытащить меня из болота, в которое я угодил. Правда, в этом не было ничего удивительного — Гвидо хоть и чиновник высшего ранга, но не указ Палате Семи, а уж тем более Князю.

Когда я угодил за решетку, в дело влезла большая политика, и Гвидо на время просто отодвинули в сторону. Так что, забыв в некоторой степени о благодарности тому, кто поставил его на эту должность, он не стал связываться с более серьезными хищниками. Эр’Бархен и ее банде было невыгодно упускать такой случай, чтобы не поквитаться со старым врагом.

Держу ли я за это на эр’Хазеппу зло? В первые месяцы заключения оно во мне было. Двое его лучших инспекторов, которых он назначил по приказу Палаты, оказались теми, кто, по сути, сфабриковал мое дело. Разумеется, у начальника Скваген-жольца не было выбора, это стандартная фраза тех, кто закрывает глаза и не хочет, чтобы его расплющил паровой каток интриг высшего света, но ведь выбор у нас есть всегда, правда? Впрочем, я не ищу некролог этого лучэра в газетах, на том и покончим.

Гвидо поднял на меня янтарные глаза, прищурился:

— Как поживает Старый Лис?

— Должно быть, хорошо.

— Вы так и не поговорили? — он осуждающе наморщился.

— Как и вы. Когда вы в последний раз общались с дядюшкой, Гвидо?

— За день до того, как тебя казнили. Он сказал, что снимает с себя полномочия главы Палаты Семи.

Я промолчал. Что, собственно говоря, на это скажешь? Дядюшка был сердит, что из-за моей глупости и увлечения азартными играми пост, который он занимал столько лет, он может потерять в одно мгновение. Я, как всякий молодой эгоист, был зол, что Старый Лис слишком много думает о своей власти, а не о ближайшем родственнике. Так что мы расстались не в самых лучших отношениях.

— Ладно, — вздохнул эр’Хазеппа. — Давай не будем об этом сейчас. Есть гораздо более серьезные и не терпящие проволочек дела. Рассказывай, что случилось на улице.

Я рассказал, и Фарбо, стоявший у окна, иногда сверялся со своим драным блокнотом, внося туда поправки.

— Жуть какая, — скривился Гвидо. — У тебя железный желудок, Тиль. Мне хватило одного посещения прозекторской, где лежали останки предыдущих жертв, чтобы я на три дня забыл об обедах.

Начальник Скваген-жольца, который, когда мне было пять лет, катал меня на закорках, оглушительно ржа, словно обезумевший мерин, скрипнул зубами.

— Мы не будем предъявлять тебе обвинения. Как бы это кощунственно ни звучало, но тебе очень повезло, что этот проклятый Всеединым ублюдок убил сегодня еще одного человека.