Иван ехал домой и не знал, как пережить эти бесконечно длинные дни, как перебросить мостик в то время, когда тоска уже уляжется и останется лишь светлая грусть о несбывшемся…

— Вань, ты не слушаешь? — обиженно спросила Галя, которая, кажется, что-то оживленно рассказывала.

— Что? — встрепенулся Иван, пытаясь справиться с кислым привкусом раздражения.

— Что-то случилось?

— С чего ты взяла?

— Ну… Не знаю. Показалось.

Она смотрела на него пристально, испытующе, словно ожидая, что он вот-вот скажет что-то… ужасное. Алена, уловив напряжение, насупилась и поглядывала на родителей, крепко прижав к себе кота. Повисла пауза.

«Она знает! Она все поняла», — со страхом и стыдом подумал Иван и покраснел, как мальчик, застигнутый за неблаговидным поступком. На кухне вдруг стало очень жарко. Просто нечем дышать. Нестерпимо захотелось встать и открыть форточку, но он боялся пошевелиться.

— Алена, убери кота от стола, — неестественно спокойно сказала Галя и, повязав цветастый фартук, начала собирать посуду.

Иван вдруг почувствовал себя так, словно экзамен, к которому он был категорически не готов, перенесли на завтра.

Собрав сумку заранее, чтобы не возиться утром, а поспать лишние пять минут, Женя налила в ванну воды, насыпала ароматической соли и погрузилась до подбородка в пахнущее лимоном тепло. Уже через несколько минут она почувствовала, как напряжение оставляет ее, а по телу разливается блаженная истома. Полуприкрыв глаза, Женя смотрела, как разбегаются по воде круги от падающих из неплотно закрученного крана капель.

Весь день она то и дело возвращалась мыслями к утренним событиям — и сердилась на себя за это. Но воспоминания против воли продолжали тревожить ее.

В одной из старых книг говорится о путнике, случайно задевшем маленький камешек на горной тропе. Камень полетел вниз и вызвал обвал, разрушивший целую деревню. Женя думала о том, что точно так же каждый наш поступок вызывает целую лавину следствий, львиную долю которых невозможно предугадать.

Иван… Он казался каким-то необычным. Хотя внешне — самый обыкновенный мужчина. Не слишком высокий, худощавый. Короткие темные волосы, темно-серые глубоко посаженные глаза. Как говорится, без особых примет. Пройдешь мимо — не заметишь, не запомнишь. Но Женя почувствовала в нем удивительную внутреннюю силу и теплоту. Он казался таким надежным. Спокойным и уверенным в себе. Именно этих качеств ей всегда так не хватало, хотя вряд ли кто-нибудь об этом догадывался.

А еще… Как так вышло, что она ему понравилась? Она поняла это еще тогда, в тот самый первый раз, когда Иван приходил со следователем. Если бы ее спросили, с чего она это взяла. Женя не смогла бы ответить. Он ничего ей не говорил, не улыбался, не смотрел по-особому. Но по едва уловимому возмущению пространства женщина всегда угадывает интерес к себе.

Они давно ушли, а Женя все еще видела его лицо, слышала негромкий, приятный голос. Об убийстве, которое произошло буквально за стеной, она даже не вспоминала. «Интересно, а что бы я почувствовала, если бы на месте Мишки был он? — подумала Женя и тут же удивилась своей мысли. — Да то же самое. Хватит глупостей!» Но странная смесь любопытства, волнения, чего-то еще, никогда не испытанного ранее, не ушла, а притаилась в темном уголке.

Сегодня, когда Иван появился снова, она испугалась. И опять почувствовала себя беспомощной игрушкой судьбы. Ее затопила паника, а на поверхности, как листья в водовороте, кружились слезы и желание убежать. Но Иван достал какие-то фотографии, и Женя растерялась еще больше.

А дальше произошло то, чего она никак не ожидала. «Как дрожь внезапной нежности была неутолима! За напускной небрежностью таилась зримо тоска о лучшем. И со словесной кручи тянуло в пропасть, вниз — не страсть и не каприз, а просто… под рукою прядь твоих волос…»

«Может, предпринять еще одну попытку?.. Может, все еще можно изменить?» — мысль была маленькой и нежной, как ручной доверчивый зверек. Она осторожно перебирала мягкие шелковистые волосы и словно плыла по волне удивительной печальной мелодии…

Телефонный звонок разорвал тишину. Разговор — обыденный, отрезвляющий…

«А ведь он женат, — подумала она. — И, кажется, не из тех, кто любит случайные приключения. Для него все это будет всерьез, а я ничего не смогу ему дать, только разрушу то, что он имеет…»

Женя смотрела из кухонного окна, как Иван бежит под дождем от подъезда к машине, и не замечала слез, капающих на подоконник…

«Я хотела бы, чтобы сегодняшнего дня не было», — сказала она себе.

«Да?» — откликнулась, разбиваясь о воду, капля.

«Ну… наверно».

Такого с ней еще не было. Интересно, а как это: позволять любить себя? Она-то всегда была любящей стороной, жертвующей всю себя без оглядки, не претендующей на ответный порыв. Тот единственный раз, когда она пошла навстречу мужчине из дурацкого любопытства, — не в счет.

«Как странно… Как больно, милая, как странно…» — твердила она в такт падающим каплям. — И почему все складывается именно так? У него жена и ребенок. У меня… Тени на стекле… Горький дым воспоминаний…» — давно забытые стихотворные строчки выплывали из памяти одна за другой.

Выйдя из ванной, Женя включила в прихожей свет и встала перед большим зеркалом. От входной двери дуло, она плотнее завернулась в полотенце и поежилась. Расчесала волосы, высушила их феном. Вдруг, словно повинуясь какому-то внезапному порыву. Женя скинула полотенце и, дрожа от холода, стала внимательно разглядывать свое тело.

«Господи, и что он во мне нашел? — спрашивала она себя. — Ни кожи ни рожи. Тощее облезлое чучело. Со всех сторон доска, ноги — как палки, ребра торчат. Не женщина, а недоразумение».

Женя, хоть ей не раз говорили, что она очень милая и симпатичная, все равно считала себя невзрачной и непривлекательной. Неудивительно, что любой интерес со стороны мужского пола вызывал у нее недоумение. Она невольно искала какой-то подвох. Но сегодня… Иван был искренен, она чувствовала это. И все-таки… нет, он ей не нужен!

Однако какая-то ее частица противилась этому, не давала махнуть рукой и забыть.

Скорей бы лето! Уехать из города, куда-нибудь в лес. Где нет никого. Вдыхать сладкий запах нагретой солнцем хвои и смолы, смотреть, как играют на зеленом бархатном мху солнечные блики, слушать гул ветра в корабельных соснах…

Я знаю, меня ищут. И почему-то никак не могут найти. А я ведь даже не прячусь. Живу как живется. Никому и в голову не приходит, что я — убийца! Другие преступники мечутся, заметают следы — и их находят. Судят. Отправляют в колонию. Расстреливают. Или сейчас уже не расстреливают? Какая разница, пожизненное заключение — это еще страшнее.

А что сделают со мной, если все-таки найдут? До конца дней запрут в психушку? Кажется, сумасшедшие не сознают, что больны, считают себя здоровыми. Но что же тогда со мной? Разве это нормально: разговаривать с тенью мертвой женщины, знать, что Она хочет тебя уничтожить, искать повсюду похожих на Нее, чтобы убить и этим заставить тьму отступить?..