Я отвернулась и закрыла лицо руками. На словах «люблю тебя» меня затрясло от эмоций, и они были слишком сильными для небольшого прощального разговора.

Митчелл сел ближе, коснулся моей спины и принялся поглаживать меня, как ребенка, который упал и разбил колени.

– Ты не считаешь меня неблагодарной тварью? – спросила я.

– Я считаю тварями совсем других людей, Ванесса. И меня совсем не беспокоит твой страх передо мной, потому что это не проблема, это следствие. И он пройдет сам, как только исчезнет проблема.

– Он может навсегда остаться со мной, Митчелл. Я не уверена, что смогу быть нормальной, получать удовольствие от жизни, близости, отношений. И это еще одна причина, по которой мне хочется исчезнуть из твоей жизни. Чтобы ты не тратил свое время на… поломанного человека.

– Поломанного человека, – повторил он с улыбкой и притянул меня к себе. – А если я хочу тратить свое время на этого поломанного человека? Хочу склеивать его по кусочкам, соединять вместе осколки, а потом смотреть на него и наслаждаться тем, что он снова целый?

– Так бывает? – спросила я. – В разрушенных вещах нет ничего прекрасного.

– Нет, есть. Ты слышала про кинцуги? Это японское искусство склеивать золотом битую посуду. Лак смешивают с порошком драгоценного металла и заливают трещины. Такая посуда в Японии ценится даже выше, чем целая, потому что кинцуги делает ее уникальной и ни на что не похожей. Так же и с людьми, я считаю. Травмы не уродуют, а делают уникальными. Они рассказывают историю и напоминают не о трагедии, а о том, что человек выжил.

Митчелл достал еще одну сигарету – видимо слишком сильно нервничал. Какое-то время молчал, обдумывая что-то. Словно какая-то мысль не давала ему покоя, кружилась в голове и сводила с ума.

– Можно предложить тебе кое-что? – наконец сказал он. – Возможно, сейчас это не самое уместное предложение, но… – он задумался, пытаясь подобрать нужные слова, – но оно может дать тебе опору и уверенность, что ты не одна.

– И что же это? – притихла я.

– Ты бы хотела быть моей девушкой?

Люди часто привязываются к странным вещам. Иногда диву даешься, глядя на старика, который все возится со своим «Шевроле» семидесятого года; или на ребенка, который всюду таскает за собой облезшего плюшевого медведя. И Митчелл тоже внезапно пополнил ряды чудаков, когда предложил отношения женщине, запирающей себя на ночь на ключ.

До сегодняшнего дня я была уверена, что мужчины никогда не предлагают отношения тем, с кем еще не спали. Как не покупают матрас, на котором никогда не лежали. Как не берут бочку вина, не попробовав бокал. Поэтому предложение ввергло меня в замешательство.

– Зачем тебе это? – спросила я, совершенно растерявшись.

– Если мы как-то обозначим наши отношения, то твои проблемы станут нашими общими, а это позволит тебе по-другому относиться к ним. Я знаю, что проблемы становятся не такими страшными, когда есть кто-то, кто хотел бы их с тобой разделить.

– Ты не будешь счастлив со мной. Я даже дать тебе толком ничего не смогу.

Он стоял рядом, облокотившись на перила. Выглядел очень уставшим, словно тоже глаз ночью не сомкнул. Рубашка на груди слегка разошлась, открывая мне узоры на его коже и иероглиф в яремной ямке.

– Ты о сексе? – спросил он.

– О нем тоже.

– Что, если он уже был? – сказал он со спокойной улыбкой. – В моей голове. В твоей голове. В этой химии, что бушует между нами. В твоих прикосновениях и поцелуях, о которых я думаю снова и снова. Ты права, ты не дашь мне много, потому что уже дала больше, чем я мог просить. Ты очертишь свое личное пространство, которое я не буду пересекать. Я не против запертой двери, если твой сон будет крепче. Тебе не придется волноваться о бывшем или о том, что он может сделать. Я решу все твои проблемы, включая эту. Ты можешь рассчитывать на меня в любой момент.

– Это… Это слишком щедро, – сказала я, тронутая до глубины души.

– На самом деле это минимум, который должен быть в любых отношениях, – ответил он, и я поразилась мысли, что, возможно, он прав.

– Ну а взамен что ты хочешь? – поинтересовалась я.

– Чтобы ты не думала о себе, как о человеке, не заслуживающем любви. А панические атаки и запертую дверь не воспринимала как повод презирать себя. Вот и все, что мне нужно.

Я медленно встала с табуретки, взяла сигарету у него из пальцев и нервно затянулась. У меня кружилась голова от всего сказанного. Даже вино никогда не делало мои ноги такими слабыми.

– Почему? – спросила я и в одно это слово вложила все свое удивление.

– Почему, что? – улыбнулся он, ласково касаясь моего подбородка. – Почему я хочу быть с тобой и меня не парят любые сложности?

– Да.

– Наверно потому, что втрескался в тебя, как мальчишка, – сказал он. – Не знаю, насколько такой ответ тебя устроит, но, боюсь, это единственный, который более-менее все объясняет.

Я смотрела на него во все глаза и пыталась запомнить этот момент в деталях: я и он стоим на балконе его дома, так близко, что соприкасаются кончики нашей обуви. Я просто тону в его близости и аромате одеколона. Его рука гуляет по моему предплечью – вниз и вверх. Его ясные, светло-голубые глаза блуждают по моему лицу, но чаще всего задерживаются на губах. Он только что вывернул передо мной душу наизнанку – и теперь ждет моего решения. Мне кажется, что если я скажу «нет», то он и вида не подаст, но я точно раню его в самое сердце.

Этот момент был настолько прекрасен, что хотелось запечатлеть его на камеру или нарисовать красками. Мне казалось, что лучшего в моей жизни уже просто не случится.

– Знаешь, это все так возвышенно, – улыбнулась я. – И что, ты совсем не будешь рассчитывать на секс со мной, Митчелл Макферсон?

– Нет, у нас будут чисто платонические отношения, как у восьмиклассников, – сказал он полусерьезно-полушутя.

– Думаешь, восьмиклассники еще не занимаются непристойностями?

– Не разрушай мою веру в этот мир.

– Ладно, не буду, – сказала я. – Когда мне нужно дать тебе ответ?

– Никакой спешки, думай столько, сколько нужно, – ответил он. – Если это случится хотя бы до моего семидесятилетия, то прекрасно. Боюсь, после я буду уже не так привлекателен, чтобы вовлечь тебя в эту авантюру.

Я смеялась во весь голос. И поверить не могла, что этот день, начавшийся так печально и невыносимо, может развернуть курс на сто восемьдесят градусов и из полнейшего хаоса и мрака вдруг вынырнуть в тихие лазурные воды.

* * *

В тот день, когда Дерек предложил мне встречаться, он сводил меня в ресторан, затем привез к себе и скрепил начало наших отношений спонтанным совокуплением на полу гостиной. Мне показалось, что все случилось слишком грубо и неожиданно, было скорее больно, чем приятно, но тогда я списала все на свою неопытность в общении с настолько темпераментными мужчинами. Потом Дерек показал мне ванную комнату и оставил «освежиться». Я встала под душ и неожиданно для себя самой расплакалась. Мне казалось, что со мной что-то не так. Мое тело словно не было приспособлено к интимным отношениям. В промежности было сухо, грудь была слишком чувствительной и болезненной на ощупь, на коже – в тех местах, где Дерек сжимал ее, – остались красные следы. Я водила мылом по коже и мечтала вместе с потом избавиться от сомнений. Решила, что мне просто нужно больше практики и опыта.