Я быстро почитала сообщение и еще быстрее написала ответ, который так и жег мне язык с самой первой секунды:

«Жаль, что ты забыл, что ты и сам не из богатой семьи, а деньги на свое образование и первое дело занял у родителей мамы. Ее ты ни разу не обвинил в том, что она связалась с простаком. Так вот, продолжай эту прекрасную традицию и со мной. Буду благодарна».

Я сразу же отправила письмо – можно сказать, швырнула его отцу, захлопнула ноутбук и пошла на балкон курить. Сидела там полчаса и хмурилась, пока не пришел Митчелл.

– Все в норме? – спросил он, заглядывая на балкон.

– Да. Просто отец не знает, чем еще заняться, – сказала я и чмокнула Митчелла в губы.

– Он звонил?

– Написал.

– Снова хочет свести тебя с бывшим? – поинтересовался Митчелл, стаскивая мокрую майку и опасно усмехаясь.

– Нет. Решил напомнить, что счастье заключается в деньгах, – пожала плечами я, с неизменным интересом разглядывая обнаженный торс Митчелла.

– Ну, он прав частично.

– Нет, он не прав, – сказала я, нервно раскуривая очередную сигарету и пытаясь унять в пальцах дрожь. – Я всю жизнь сорила деньгами, ела в дорогих ресторанах, носила Баленсиагу и меняла машину каждый год от скуки. К двадцати пяти годам я объездила полмира. А теперь посмотри на меня – я затравленный, сломленный и психически нестабильный человек, который шарахается от своей тени. Меня так умело обработали, что насилие и унижение воспринимались как нечто, что я заслужила. Иногда у меня случаются такие панические атаки, что не хочется жить. Потом я оказалась у тебя, и впервые за долгое время ко мне вернулось чувство, что жизнь прекрасна. У меня есть только моя зарплата, которая чуть выше минимальной, я сама приготовила яичницу сегодня утром, а вместо Барселоны мы прогуляемся вдоль реки, у которой наверно даже названия нет. Но я счастлива, мне спокойно, и моя психика приходит в норму впервые за долгое время. Мне не хочется бежать, прятаться, покончить с собой. Наоборот. Хочется жить, просыпаться, дышать и быть счастливой. И если мой пример – это не доказательство того, что деньги не имеют никакой силы, то я не знаю, что тут еще можно сказать. Конечно, деньги не бывают лишними, но глобально они ничего не решают. Деньги – они как красивая винная бутылка, а твое счастье и мироощущение – тот напиток, который плещется внутри. Кажется, что они взаимосвязаны, и чем красивее бутылка, тем вкуснее будет вино, но ведь это не так. Красота бутылки никак не влияет на содержимое – внутри может оказаться как нектар богов, так и уксус. И вот я просыпаюсь каждое утро и думаю: лучше я буду пить нектар богов из жестянки, чем уксус из хрустального графина, – закончила я.

Митчелл взял у меня сигарету, сделал одну затяжку и выдохнул, глядя вдаль – на солнце, медленно гуляющее по крышам соседних домов. Ласково коснулся моей щеки и сказал:

– Я согласен, что главное – найти нектар. Но все же его куда приятней пить из хрусталя, чем из жестянки.

– Да мне не важно, Митчелл. Не важно, поверь. Богатство – это просто блажь, без которой я прекрасно проживу.

– Можно мне поделиться с тобой кое-чем? – спросил он. – Я давно хотел, но как-то не было случая.

– Смотря чем, – пробормотала я, разглядывая его самодовольное лицо и надеясь, что он не станет ради меня играть в лотерею или участвовать в каких-то сомнительных авантюрах, вроде финансовых пирамид.

– Я планирую поступить в Королевский хирургический колледж этим летом. Нужно сдать экзамены, я уже готов к ним, и внести оплату за первый год. Мы ни в чем не будем нуждаться. Я знаю, что в роскоши не заключается смысл жизни, но мне бы хотелось подарить ее тебе однажды. Просто так.

Он улыбнулся, задорно и совсем по-мальчишески, чмокнул меня в лоб и ушел в душ. А я так и осталась стоять посреди балкона, хлопая глазами. Митчелл умел удивлять. Он делал это постоянно с момента нашей первой встречи и уверенно продолжал эту традицию.

* * *

После обмена фотографиями прошлой ночью между нами что-то изменилось. Стало интенсивней и ярче, будто ветер подул на угли. Вчера я так возбудилась, глядя на его фото, что даже задумалась над новой главой в наших отношениях. Но стоило мне закрыть глаза и вообразить, как его тело ложится на мое, – и мне опять становилось не по себе.

Днем я наводила порядок в комнате, увидела свои таблетки и вспомнила, что они успокаивали не только боль, но и тревогу.

Митчелл тогда сказал, что не хотел бы, чтобы я принимала таблетки лишь бы снять нервозность, но я не видела иного решения для своей проблемы. Мое сердце хотело сделать этого парня счастливым. Мой страх возражал, что я не готова. А таблетки шепнули, что могут решить все неудобства.

Поэтому сразу после ужина я достала из блистера две штуки, положила на язык и запила чаем. В своей комнате я надела самое красивое нижнее белье, что у меня было. Завила волосы: вид у меня с ними становился романтичный и игривый, как у девчушки из романтичной комедии. Набросила сверху легкий шелковый халат и пришла к Митчеллу в гостиную.

Он сидел над своими пособиями для поступающих и не сразу поднял голову. А когда поднял, то медленно отложил все, что перед ним лежало, и, глубоко дыша, откинулся на спинку стула.

Теплый свет заливал его лицо и плечи. Отблески играли в растрепанных волосах. Я медленно приблизилась к нему и, не дыша, села на его колени, лицом к лицу. Митчелл так осторожно коснулся моей щеки, словно я была хрупкой драгоценностью, а не человеком. Я развязала тесемки халата и медленно спустила его с плеч.

– Ты уверена? – тихо спросил он, глядя на меня то ли с вожделением, то ли со страхом.

– Тсс, – остановила его я, положив палец на его мягкие теплые губы. Потом наклонилась и поцеловала его, тут же ощутив бедрами, как напряглось его тело подо мной.

Мой страх ушел. Таблетки сделали меня мягкой и податливой, как сливочное масло. Руки не тряслись, как обычно случалось, стоило Митчеллу приблизиться, и тревожность ушла глубоко на дно, как затонувший лайнер.

Митчелл расстегнул застежку моего лифчика и медленно, сантиметр за сантиметром, снял его. Свет лампы упал на мою обнаженную грудь, и я услышала, как он выдохнул – так тяжело, будто что-то ранило его.

– Я нравлюсь тебе? – спросила я.

– Настолько, что я боюсь к тебе прикоснуться.

Я рассмеялась, погладила его по плечам, млея от того, как твердо ощущались его мышцы под моим пальцами. Он обхватил мою грудь и ласково припал к ней ртом. Его губы сомкнулись над соском, посасывая его. Я придвинулась к нему ближе, стремительно пьянея от его прикосновений.

– Иди ко мне, – прошептал он, притягивая меня к себе ближе и усаживая прямо туда, где ткань его джинсов уже вовсю натянулась. – Ты чувствуешь меня?

Я кивнула, тут же утрачивая остатки разума под его взглядом. Так плавился бы шоколад на летней жаре.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, если почувствуешь страх или дискомфорт. Хорошо? И я сразу остановлюсь.