блага больше не имели для меня ценности, кроме мести. Моя клятва стала единственным, что движет мною и ради чего я жил с того момента и до этого дня. Я не сдамся, никогда не отступлюсь. Я буду жить до того дня, пока не умрет мой злейший враг, погубивший единственный, не считая моего сына, смысл жизни…

Я выполнял свои обязанности. Все делал как и прежде, но уже без того рвения и безукоризненной преданности.

Наступил момент, когда для полчищ безмозглых, неразумных созданий не осталось места в нашей обители, а мир вокруг нас с течением лет приобретал все новые потребности, развиваясь в технологиях и принося с собой разнообразные новшества, попросту отмахнуться от которых было нельзя. Люди из других, более обширных и населенных городов, облаченные в значимые для них мундиры, с оружием, способным навредить даже нам, стали приезжать и задавать вопросы. Вопросы, которые нельзя было впредь оставлять без ответа. Нависавшая над нами угроза становилась слишком реальной.

Решить все это можно было и силой, используя мощь собранной мною армии живых мертвецов, но О’Шемира почему-то стал одержим лишь собственным голодом, а потому не принимал никакого участия в развитии и продвижении затеянной им много лет тому назад кампании.

Мне пришлось брать бразды правления на себя, только бы сохранить то, что имею. Сохранить жизнь, тем самым имея шанс отомстить, когда найду способ и когда буду готов совершить задуманное…»

Временные интервалы между написанием новых глав все росли и росли. Следующая глава уже была датирована началом двухтысячных годов. В углу, около начала текста, виднелся символ, увиденный ею впервые еще дома, на кровати, в ночь «осознания разрыва». Начертанное изображение являло собой всем известную змею, обвивавшую широкополую чашу на высокой ножке. Змея, медицина, яд.

«Года неумолимо летели вперед, оставляя позади все, к чему я привык. Лошади сменились автомобилями, мечи и ножи — огнестрельным оружием, прибегать к помощи которых я не очень-то и хотел. Мир стремительно развивался, а я был вынужден шагать в ногу с ним, чтобы иметь возможность отвечать перед выстроившимися порядками и законами плотно обступившего меня со всех сторон мира.

Вскоре из своих личных источников, горестным путем, понеся большие потери, я узнал, что по всему свету создаются специальные учреждения, в которых непрестанно проводится лечение людей, чьи умы подвержены истощению, чьи поступки более не имеют логической подоплеки. Такие учреждения назывались больницами или пансионатами, а еще — лечебницами для людей с особенными отклонениями в работе мозга, врожденными или приобретенными.

Так ко мне пришло понимание необходимости следующего: первым делом я должен был построить здание, именуемое психиатрической лечебницей, где смог бы помогать людям справиться с психическими расстройствами, что преследовали несчастных на их жизненном пути.

Для этого я был вынужден обучиться очень многим дисциплинам, приобрести знания и навыки, дабы получить право вмешиваться в больные разумы людей.

Все это, ввиду моего вечного, совершенного мозга и способности очень быстро обучаться, поглощая неисчислимые объемы информации, вместе с уже приобретенными за года жизни знаниями, я смог стать тем, кого уважали и ценили как специалиста в узкой на то время области медицины.

Я процветал, улучшался, непрестанно совершенствовался. В то время моя дорогая жена, уже полностью преобразившись, была заперта на третьем этаже построенной мною лечебницы для умалишенных. Она в тайне от всего мира продолжала существовать за стальным замком, в отсутствии дневного света и возможности узнать меня и своего сына.

Моя скорбь с годами утихла, сменившись каждодневной заботой о пациентах. Утихла скорбь, но не желание отомстить, которое с каждым годом лишь возрастало. Только способа покончить со всем этим я все никак не находил. Я лишь больше и больше погрязал в рутине ежедневных дел и необходимостей притворяться тем, кем я на самом деле не являюсь.

На какое-то время я был вынужден оставить свой пост главного врача в собственной больнице, потому что люди начинали задавать вопросы о том, как может случиться, что человек, управляющий всем в этом месте, не меняется, не стареет и всегда, в любую пору лет, остается таким же, как и десяток лет тому назад.

На несколько лет я отошел от дел, но лишь для виду. Я передал внешнее управление больницей своему доверенному человеку, следовавшему за мной из начала моих лет и по сей день, а управлял всем из тени. Он помог людям привыкнуть к новому главврачу психиатрической лечебницы. Но когда подошел конец и его срока, я вернулся. Вернулся с новым лицом, насколько смог его преобразить, и с новым именем. Отныне я называл себя Русланом Дмитриевичем Высоковым».

Юля сидела с широко открытыми глазами, глубоко шокированная всем прочитанным. Только не знала, что ее поразило больше: сам доктор Димитрий, он же Руслан Дмитриевич — человек, проживший несколько человеческих жизней в вечном поиске способа отомстить хозяину, или же то странное совпадение имен и внешности той девушки с ее собственными. Тревожила ее и судьба несчастной девушки. «Как можно так поступить? — вновь и вновь задавалась вопросом Юля. — Каким монстром нужно быть, чтобы поступать вот так? Любовь вкусная? Что? Да, любовь имеет внушительную мощь, придает много сил тем, кто действительно любит. Но воспользоваться этим, чтобы насытиться… Чертов выродок преисподней, или откуда ты там?»

Она вдруг задумалась о том, что могла видеть эту Юлию в той круглой комнате, когда приходила за отцом. Пыталась вспомнить оставшиеся черты лица той милой девушки, описываемой Высоковым в книге. Хотя бы в том виде, если она изменилась, какой она приобрела в итоге. Но разве вспомнишь такое, если даже не имел представления, на что смотреть. Это все показалось ей очень грустным. Даже прискорбным — видеть, как день за днем твоя любимая угасает. А все только из-за алчности и бесчувствия того зла, поселившего в ее рассудке, в ее венах.

Юля со стороны выглядела очень подавленной. Только ее не особо заботило то, что подумают о ней прочие посетители заведения. Вся эта боль, порожденная ее человечностью, сочувствием и состраданием, рвалась из нее наружу слезами.

— У вас что-то произошло? — раздался женский голос откуда-то за спиной.

Это была женщина средних лет, сидевшая за соседним столиком. Она услышала всхлипывания Юли и решила узнать, все ли в порядке.

— Простите, — не дождавшись ответа, продолжила она, — это не мое дело, конечно же, но, может, я могу вам чем-то помочь?

Юлю поразила доброта в ее голосе и желание узнать, почему та плачет. Она ничего не отвечала, пытаясь вернуться в свою реальность, в мир, где не каждый хочет