Света в полумраке оказалось достаточно, чтобы разглядеть круг среди выжженной травы и сероватые обрезки лоскутов, похожие на лепестки мертвых увядших цветов. Ворох старого тряпья, покрытого седой пылью, оказался высоким, примерно акробату по бедро, и пах старым заброшенным домом.

Отталкивающе. Чуждо.

Тэо не сразу понял, почему Мильвио столь напряжен, до того момента, пока «тряпки» едва заметно не пошевелились. И тут точно пелена упала с его глаз, Пружина увидел то, что перед ним, совсем иначе. Не просто ворох старой ткани, о нет.

Мантия с капюшоном. Человек, сидящий на земле.

Он смотрел на них, а они на него.

— Ты… — прошелестел шепот из-под капюшона. — Ты.

Тэо ощутил на себе взгляд.

— И один из твоих прихвостней. Все же я не смог убежать… Все же не смог. Прятался, но ты нашел. Хоть сейчас послушай. Я не делал этого. Не убивал ее.

— Знаю, — голос у Мильвио был, точно вороний грай. — Теперь знаю.

— Тогда зачем тебе преследовать меня? Хочешь уничтожить всех, кто не встал под твои знамена, прежде чем пойти к Мелистату? Оставь. Забудь. Забери своего пса и пройди мимо, Тион.

Говоривший пошевелился, и капюшон сполз с его головы, обнажая череп, обтянутый морщинистой пятнистой кожей. Запавшие маленькие слезящиеся выцветшие глаза. Едва видимые губы, редкие зубы и бледное облако седых волос, липнувших к голове.

Человек, сидевший перед ним, был очень стар. Пожалуй, самый старый из всех, кого когда-либо встречал Пружина. Лишь призрак человека. Память о нем. Дым от задутой свечи.

Мгновение, и его не станет.

Из вороха поднялась рука. Истончившаяся, хрупкая, словно веточка. Дрожащие пальцы коснулись глаз, смахивая слезы.

— Я заблудился, — прошелестел он. — Потерялся в страхе и снах. Утратил магию, основу моей жизни. Это ведь ты. Только ты мог забрать ее.

— Я не Тион, Марид.

Старик подвигал челюстью в глубокой задумчивости, но его странные глаза не отрывались от Мильвио.

— Моя память. Уходит. Утекает. Я не смог найти дорогу назад, когда лишился волшебства. Кто-то запер все двери. Я стучал, бился, кричал. Обещал. Молил. Угрожал. Я готов был на все, лишь бы выйти. А потом забыл, зачем мне это надо. Ты Тион. Я чувствую в твоем сердце его силу.

— Лишь крохи, что дают мне жизнь.

— Я разбираюсь в том, как звучит ложь.

— Ты запутался в ней, старый враг.

— Я потерялся, но найду дорогу назад. Надо лишь вспомнить, что растет на Талорисе. Абрикосы? Я помню белые цветы. Или розовые? — старик наморщился, с усилием пытаясь ухватить ускользающее воспоминание. — Помоги мне. Или убей. Или… уйди.

Мильвио с некоторым сомнением убрал фальчион обратно в ножны.

— Ты оставишь его?

— Он жил здесь веками. Не собираюсь ничего менять. Для нас опасности нет.

Сухой кашель, точно горошины катятся по полу, ударил им в спину.

— Вихрь, — капюшон снова был у него на голове. — Я вспомнил. Ты похож на него. Только немного старше. Это, и вправду, твой призрак? Зачем ты взял его облик, Тион? Разве он не был верен тебе, твоей глупости, твоей мести? Правая рука, яростный ветер, убийца моих лучших армий. Наивный дурак.

Мильвио обреченно вздохнул, понимая, что ничего не докажет, а Марид продолжил:

— Я был у Ласориса, видел, как Войс и Лавьенда сражались в тот день, среди розовых колонн и хрустальных гребней ее башни. Она переиграла его, хоть и была тяжело ранена, выжгла и он пал с высоты вниз, на острые камни. И его мерзкий ветер не помог хозяину.

Смех был также тускл, как и голос. Призрак смеха.

— Абрикосы или яблони? — казалось, хозяин потерял всякий интерес к прошлой теме. — Помоги мне, Тион. По старой памяти. Только ты да я остались. Все мертвы. Я забываю их имена, образы смешиваются, тают. Сколько я здесь?.. Я слишком слаб и все чаще блуждаю в кошмарах.

— Яблони, — произнес Мильвио. — На Летосе всегда цвели яблони. И в тот год, когда в школу вернулся Тион, было также.

— Хм… Яблони и альбатросы. Да. Ты прав.

Его плечи затряслись, и Тэо понял, что старый волшебник плачет.

— Я так устал… Когда мы заблудились во тьме? В чем была наша ошибка? Скажи.

— Мы были молоды. Глупы. Нас сжигала ярость. Мы сражались за правое дело. Поддерживали друзей. Мстили за них. Считали себя всемогущими. Думали, что нам позволено все. Простые люди для нас были не больше, чем игрушки, а магия лишь удобным инструментом. Никто не думал о последствиях и не желал слушать противоположную сторону. Мы творили что хотели. Играли в войну, пока она не стала играть нами. Никто первым не сказал «стоп»! Выбери любой вариант из перечисленного. Или все. Не ошибешься.

— Я виноват больше других. Если бы я не поддался на уговоры Гвинта и сберег для тебя последнего д’эр вин’ема, как ты просил. Ты в тот день вернулся бы в Талорис, возможно она была бы с тобой, подальше от Мелистата. Возможно, ничего бы не случилось. Но я уступил. Его крыса всегда нервировала меня, она видит больше, чем должна, в наших сердцах. И ты устроил бойню ради красивых глаз.

— Да… он устроил. А я так и не решился спросить, жалел ли он о содеянном? Я бы тогда не жалел. И вот это самое страшное. — Мильвио достал кинжал, бросил его рядом с Маридом. — Тебе. Последний дар тому, кто был мне братом когда-то. Если поймешь, что больше не в силах существовать в этом отвратительном месте, поставь финальную точку.

И он пошел прочь, а Тэо отправился следом, к ждущим их Бланке и дэво.

Несколько минут все четверо продолжали путь в тишине, а после до них донесся шепот:

— Абрикосы цвели… Абрикосы.

Глава 9. Тьма против тьмы

Некогда Даиратом именовали не кладбища, а первый город, основанный тзамас задолго до создания Единого королевства. Говорили, что это было место благоденствия, где ничто не напоминало жителям о страшной власти смерти. Где каждый проживал век и больше, ибо властители мертвых могли повелевать и жизнью. Лечить, защищать, поддерживать тех, кого они считали своими.

Когда все изменилось? Когда в Даират пришла тьма и населять его стали лишь кости и склепы? Полагаю, в год, когда некроманты обезумели и перестали быть людьми.

Из лекции по истории. Каренский университет.

Шерон не помнила, сколько раз за жизнь держала Фэнико в руках. Дважды? Трижды? Но точно ни разу не извлекала его из старых, потертых и совершенно непримечательных ножен.

Считала это… неприемлемым. Все равно, что зайти