Он показал, где после подобной операции будут располагаться соски, – выше, чем когда-либо.

Затем он попросил раскинуть руки в стороны и держать их прямо.

– Хм, ваши «крылья летучей мыши» достаточно большие, поэтому нам нужно будет удалить много обвисшей кожи. – Он обвел маркером заплывшие жиром руки. – Подтяжку рук мы тоже сделаем. Шрам будет в зоне подмышек, так что никто его не заметит. – Я так и стояла как истукан с вытянутыми в сторону руками, пока врач рисовал на мне. Он обошел вокруг меня и положил руки на ягодицы. – И последнее, что вам понадобится, – это комплекс процедур по подтяжке нижней части тела. Мы удалим обвисшую кожу с бедер и спины и подтянем все, что сможем, делая вашу попу гладкой и упругой.

Он развернул меня и дал ручное зеркальце, чтобы я могла видеть отражение в ростовом зеркале позади. Он наклонился и продолжил проводить линии на моей коже – длинные непрерывные и мелкие пунктирные по всей спине. Я представила его с ножницами, режущим мою плоть на куски, словно ткань.

Врач встал и сказал опустить руки. Он слегка оттеснил меня назад, так что мое лицо оказалось прямо под яркой лампой над зеркалом.

– Вы, вероятно, слишком молоды для подтяжки лица, но посмотрим, что будет после операции. Будьте готовы к тому, что станете выглядеть старше, когда похудеете. Жир как натуральный коллаген, без него будет больше морщин. – Он взял меня за подбородок и повернул лицо в сторону. – И нос у вас немного большой. Я могу это исправить.

«Немного большой по сравнению с чем? – хотелось мне спросить. – Уж явно не по сравнению с «Фольксвагеном»!»

Доктор Ахмад надел колпачок на маркер и улыбнулся.

– Вот и все, – сказал он. – Возможно, вам понадобится липосакция, если у вас образуются небольшие карманы жира здесь и там, но мы не узнаем этого, пока не проведем операцию по шунтированию желудка. Вы выглядите взволнованной. Не беспокойтесь. Вы в надежных руках. Я постоянно этим занимаюсь. Несколько раз в неделю, если быть точным. Примерно через год вы станете совершенно другой женщиной.

Он оставил меня одеваться в кабинете, и я вновь взглянула на себя в зеркало. Это было тело Плам, там, в отражении, показывающее, через что ей придется пройти, чтобы стать Алисией. Алисию вовсе не будут вырезать из куска монолитного мрамора, как прекрасную статую. Она выйдет из этого жирного тела. «Когда все закончится, я буду выглядеть как Франкенштейн», – невольно подумала я. Я стала боком перед зеркалом, чтобы разглядеть все черные отметины. Что бы я ни делала, не было никакого спасения из ловушки жирного тела. Теперь я видела это ясно.

По пути в «Дом Каллиопы» на такси я так и не поделилась мрачными мыслями с Марло. Она поздравила меня с успешным завершением третьего задания по «Новой программе баптисток» и вручила экземпляр книги «Теория сексуальности» с подписью: «Для Плам Алисии. С любовью, Марло xo»; на полосе после титула в книге я прочла посвящение: «Посвящается трем Стю и Шарлин».

– Что-то случилось? – спросила Верена, поприветствовав нас с Марло в прихожей «Дома Каллиопы».

– Ничего, я просто устала, – вяло ответила я.

– Сексуальность требует много сил, времени и работы, – вставила Марло.

– Я не сексуальна, – возразила я. «Я Франкенштейн».

Верена сказала, что в ее кабинете на втором этаже меня ждет подарок. Я поднялась по лестнице и открыла дверь: на внутренней стороне двери висела «новая версия» отрезного платья до колен, белого с фиолетовой отделкой по подолу, и пара фиолетовых колготок в тон. Размер платья был в два раза больше оригинального, этот дубликат платья скорее походил на карикатуру. Я поставила сумку, положила книгу Марло на пол и взяла платье в руки. По неведомой мне самой причине мне страстно захотелось надеть его.

Я заперлась в дамской комнате, где к сиденью унитаза прилипли чьи-то лобковые волоски – черные и длинные, как лапки паука. Я сняла одежду и сменила черные утягивающие колготки с высокой талией на ярко-фиолетовые. Внезапно я вспомнила о Лите, это ведь она у нас любительница ярких колготок. Я надела новое платье и встала перед зеркалом. Видеть Плам в платье Алисии было все равно что смотреться в зеркало в комнате смеха. Алисия раздулась на два размера больше, чем должна была быть. Платье было без рукавов, так что на моих трицепсах виднелись пунктирные линии от маркера врача. Узор Алисии.

К счастью, я не могла лицезреть все свое тело в зеркале в ванной, но то, что я видела, напомнило мне о Джанин – изгнаннице из баптистской клиники – и о ее радужном гардеробе. Что, если мне суждено выглядеть как Джанин до конца своих дней? «Что, если ты никогда не сможешь стать худой? Что, если не будет никакого «когда-нибудь»? Что, если твоя настоящая жизнь идет прямо сейчас и ты живешь ею?» Всего месяц назад это казалось совершенно невозможным.

– Плам, у тебя все хорошо? – услышала я с лестницы голос Верены.

– Спускаюсь, – ответила я, отвернулась от гибрида Алисии и Плам в зеркале и вернулась в офис Верены, чтобы забрать вещи. Я не стала заморачиваться и переодеваться обратно в свою одежду – мне хотелось поскорее покинуть этот дом с красными стенами. Когда я собиралась уже выходить из кабинета Верены, я заметила бутылочку «Отуркенрижа», французских диетических таблеток, на ее столе. Недолго думая я засунула бутылочку в лифчик, в ложбинку между грудями. Я спустилась вниз и вышла за дверь прежде, чем Марло или Верена меня заметили, и зашагала в сторону метро в платье на выпуклых, похожих на гигантские виноградины, ногах в фиолетовых колготках. Колготках, которые не давили мне на живот.

На станции метро на Четырнадцатой улице я ждала поезда на платформе, прекрасно сознавая, что люди пялятся на меня в таком странном наряде. Я уставилась в зияющую пасть туннеля, но даже сквозь шум и гам станции отчетливо прорезался мужской голос:

– Можете себе представить трахнуть такую? – Мужчина произнес это достаточно громко, чтобы все поблизости услышали. Ему было около тридцати лет, одет он был в серый костюм с иголочки и стоял рядом с двумя другими молодыми людьми в почти идентичных костюмах. Все трое были с продуманно небритой щетиной, в белых рубашках и галстуках разных цветов – только по галстукам и можно было их отличить друг от друга. Троица гоготала, указывая на женщину в фиолетово-белом платье; они знали, что она слышит, но им было все равно.

«Не сегодня, – умолял здравый смысл. – Пожалуйста, только не сегодня».

Я повернулась к хохочущему трио. Стыд и смущение, накрывавшие меня, хотели заставить промолчать, но я вспомнила слова Верены: «Баптистка не боится идти на риск».

Я посмотрела на мужчину, который выдал ту фразу, и сказала:

– Для тебя во мне слишком много женского. Судя по твоему виду, тебя больше устроит перепихон с маленькими мальчиками.

Двое парней рядом с ним, его друзья, белая братва, согнулись пополам от смеха.

О, им не стоило смеяться.

Оскорбленный мужчина тут же занес кулак. Я это предвидела, его белую лапищу, волосатые костяшки и пухлый безымянный палец, обвернутый тонкой лентой золотого кольца. Я открыла рот и хотела было закричать, но удар обрушился на меня прежде, чем я смогла, – золотое кольцо вдавило губу в резец. От удара я покачнулась назад и отступила на пару шагов за ограничительную белую линию, оказавшись в опасной близости от края платформы. Кто-то закричал, но звук казался таким далеким и гулким. Я повернула голову и увидела приближающийся поезд – серебряную пулю, сверкающую на меня белыми огнями-глазищами. Я замахала руками, словно крыльями, пытаясь удержать равновесие. Я чувствовала во рту солоноватый привкус крови. Я не хотела умирать так, на виду у всех этих людей, но белые огни приближались, слепили меня. Я приготовилась к удару, но почувствовала, что чьи-то руки тянут меня к спасительной платформе.