– На завтрак в отеле подавали тосты с «Нутеллой». Ты знала, что в Италии по ней все с ума сходят? Я лакомилась джелато в «Джолитти», пробовала пасту в двух разных тратториях, ела pizza rustica[21], пока прогуливалась по площади Кампо-де-Фьори, а затем устроила себе пикник в парке виллы Боргезе – ела оливки и сыр и пила вино в тени деревьев. И это все в первый день!

Марло призналась, что анонимность, приправленная множеством вкусной еды, действовала на нее как наркотик.

Я не знала, каково это – быть знаменитостью, но мысль о том, чтобы ходить по улицам, где никто не пялится на тебя, и есть все, чего душа пожелает, пьянила. Когда Марло рассказывала о каникулах в Италии, она, казалось, парила где-то в небесах, не спускаясь на землю; я словно тоже отправилась туда вместе с ней, практически чувствовала восхитительный аромат только что вынутой из печи пиццы.

Однажды днем она шла по узким улочкам в Трастевере и делала фотографии, пока не набрела на одну парикмахерскую, заполненную старичками. Она заглянула в окно и захотела сделать снимок: стеклянные контейнеры с голубым барбицидом на полке, черные расчесочки в ряд, мужчины курят и читают газеты, а пес, утомленный жарой, уснул в дверях.

– И тут я решила, прямо там и тогда, повинуясь мимолетному порыву, что хочу остричь себе волосы. Вот просто взять и отрезать. Я убрала фотоаппарат в сумку и вошла в парикмахерскую. Села в кресло, сняла фуражку. Мои волосы золотой волной опустились на плечи и спину. Я пыталась объяснить парикмахеру, чего я хочу, но тот ничего не понимал. Он, наверное, никогда в жизни не видел столько волос на одной голове.

Тогда Марло рассказала, как демонстративно заплела волосы в косу, от макушки до самых кончиков, взяла с полки тяжелые ножницы и – Щелк! – коса осталась в руке. Ее описание этого эпизода походило на сцену из ужастика.

Она сказала, мужчины в парикмахерской сгрудились вокруг нее, чтобы посмотреть, что она такое творит. Она свернула отрезанную косу в моток и положила в рюкзак, затем указала на смуглого подростка, подметавшего пол. Парикмахер понял, что она хочет стрижку, как у мальчика. Сказала, мужчины в недоумении следили за ножницами специалиста: как юная красавица позволяет делать с собой такое?

Марло прервалась, чтобы позаботиться о ребенке, который сильно расшумелся и завертелся у нее на коленях. Марло достала из сумки бутылочку и засунула резиновый сосочек малышу в рот.

– Я знала, что по контракту мне запрещено изменять внешность каким-либо образом без разрешения Эн-би-си. Где-то глубоко внутри я знала, что намеренно подрываю карьеру, но тогда я еще этого не осознавала. Следующим утром я встала с кровати и поняла, что мне больше не нужно вымывать и высушивать эту гриву, долго и нудно расчесываться, – я теперь могла просто вскочить с постели и пойти заниматься делами, которые мне интересны. У меня было обычное лицо, похороненное под всеми этими локонами, миловидное, но с более резкими, грубыми чертами, чего я никогда не замечала. Я почти не узнавала себя.

Марло покинула Рим, чтобы попутешествовать по городам Тосканы и Умбрии. Пока она гуляла по рынку под открытым небом в Сан-Джиминьяно, какой-то американский турист узнал ее и сфотографировал. Щелчок открывающегося и закрывающегося затвора прозвучал для Марло как гром небесный. От страха она уронила в пыль гроздь винограда, которую предлагал ей торговец, и понеслась к отелю по средневековым улочкам. В номере она плотно задернула все шторы и только тогда смогла отдышаться. До конца дня она оставалась в полутемной комнате.

В конце девяностых, когда интернет еще не правил миром, новости разносились куда медленнее – прошло две недели, прежде чем фотография появилась в средствах массовой информации. «Национальный обозреватель» напечатал снимок на первой полосе под заголовком: «О ЧЕМ ОНА ТОЛЬКО ДУМАЛА?» На фото Марло стояла на рынке в Сан-Джиминьяно с виноградом в руке, короткими волосами и десятью лишними килограммами. Entertaiment Tonight и New York Daily раздули из трансформации Марло целую трагедию. Продюсеры «Элли» созвали срочную встречу в Лос-Анджелесе, но сама Марло узнала о происходящем, только когда позвонила матери из телефона-автомата, чтобы просто сказать привет. «Ты что натворила?!» – наорала в трубку мать вместо приветствия, нарушая полуденную тишину Кортоны. Птицы на Пьяцца-делла-Репубблика испугались и взмыли в воздух.

Марло понимала, что дома ей придется отвечать за последствия. В последний день в Риме она вернулась в любимую базилику близ Пантеона, базилику Святой Марии над Минервой. Она пробыла там с час, мысленно готовя себя к тому, что ожидает ее дома. Перед тем как выйти, она достала косу из рюкзака. Там была статуя, у подножия которой люди оставляли цветы и горящие свечи. Марло положила косу между огоньков молитв и надежд путешественников и ушла, оставляя часть себя.

На следующий день Марло поджидали в аэропорту Лос-Анджелеса толпы папарацци. Студия отправила двух телохранителей ее встретить и предоставила черную машину с тонированными стеклами. Фотографии Марло с короткими волосами пестрели теперь на обложках всех звездных журналов; Барбара Уолтерс упомянула об этом в выпуске вечерних новостей «20/20»; ведущий ночного ток-шоу высмеял девушку, подняв фотографию на всеобщее обозрение и спросив у зрителей: «Кто эта жирная лесбиянка, сожравшая Марло Баханан?»

– Вся страна считала меня уродиной. Мне было так ужасно на душе, так кошмарно! Сама удивляюсь, что не повесилась, – выдохнула Марло. – Ты, наверное, слишком молода, чтобы помнить. Когда мои знакомые в Лос-Анджелесе увидели меня, у них всех разом дыханье сперло. Моя семья отказалась разговаривать со мной. А знаешь, что выдала агентша? «Моих близнецов зачислили в Колумбийский университет! Ты, мать твою, хоть понимаешь, сколько стоит Колумбийский?!»

Глава развлекательного отдела Эн-би-си прервал поездку в Кейп-Код и срочно вылетел в Лос-Анджелес. Марло посадили на строжайшую диету. Потерять десять килограммов было легко – у Марло был нервный срыв, она совсем не могла есть. А вот разобраться с волосами не так-то просто. Продюсеры решили снять несколько сцен с Марло в длинноволосом парике, но тестовая аудитория поставила сценам низкие оценки. В следующих сериях Марло снималась без парика, с короткими волосами, но рейтинги сериала стремительно падали, и шоу пришлось закрыть.

– Я не знала, почему «Элли» перестали транслировать, – вставила я. – Мне нравился ситком, но потом ты просто…

– Исчезла, – подхватила Марло.

Руководители Эн-би-си назначили Марло встречу, чтобы сообщить – «Элли» конец.

– В конференц-зале я встретилась с тремя лысеющими мужчинами, всех троих звали Стю, и с женщиной по имени Шарлин. Они разложили на столе мои фотографии с короткими волосами в ряд. Один из Стю склонился над столом и сказал мне: «Прости, Марло, но после того, как ты подстриглась, женщины не хотят быть тобой, а мужчины не хотят тебя. Сериал закрывается», – произнесла Марло, имитируя серьезный, мрачный тон Стю. – У, я все еще помню его лицо. Сидел бледный, как мертвец. Я рассмеялась. Да и как было не рассмеяться? Они, небось, подумали, что у меня истерика начинается или что-то типа того. Шарлин наклонилась ко мне и сказала: «Если не найдешь способ увеличить свой долбаный коэффициент сексуальности, твоя карьера в Голливуде окончена». Ты представляешь? Она это на полном серьезе говорила! У этой женщины степень магистра. Я просто продолжала смеяться. Все мне там внезапно показалось настолько нелепым. С шести лет меня выставляли напоказ перед камерами, как дрессированную обезьянку, готовую танцевать, как балерина, за деньги и внимание. Но в тот день все закончилось. Я не хотела о нем забывать, отсюда и татуировка. Это был лучший день моей жизни.