— Они поселились во мне… они не любят меня… я причиню вам боль… убейте меня… — говорил он.

О боже! Эти обрывки предложений сами по себе характеризовали мужчину как человека, который не в себе. И это очень страшно. За годы работы ты учишься распознавать эти сигналы: при пристальном взгляде в глаза мужчины становилось понятно, что он представляет опасность как для самого себя, так и для любого, кто попадется ему на пути. И практически в тот же момент, когда до меня дошло, что передо мной неуравновешенный человек, имеющий проблемы с психикой, я кое-что заметила. Это был нож, большой нож, вероятно, предназначенный для хлеба. Бормоча, мужчина крутил его в руках. Смотря пациенту в лицо, я не видела его оружия, поскольку он прятал руки под столом.

Черт. Я посмотрела на Энди, зная, что он тоже все видел.

— Не волнуйтесь, пока мы рядом, с вами ничего не случится, — сказала я мягким голосом, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, и решила, что попробую самый мягкий подход из возможных. Это лучший вариант.

— Почему бы вам не положить нож на стол, и тогда мы сможем помочь? — спросила я.

Голос не выдал меня. Про себя я молилась, говоря, «пожалуйста, пожалуйста, только бы у нас получилось». Удивительно, но моя тактика сработала. Мужчина положил нож на стол, взял пачку сигарет и закурил. Отлегло. Затем последовала новая порция непонятной ерунды, полной бессмыслицы. Но теперь мы уже увидели свет в конце тоннеля.

Энди не тратил времени попусту. Он взял лежавшую на столике зажигалку, сказав мужчине: «Держи огонек, дружище». В тот момент, когда наш пациент поднес сигарету, чтобы прикурить, я смогла наклониться, прикрыть нож рукой и отложить его подальше. Затем я забрала его.

— Энди, я быстро выйду, посмотрю, не приехала ли еще одна бригада, — сказала я, пряча нож у себя.

Выйдя на улицу и открыв машину, я бросила нож между сиденьями: возможно, как улика полиции он не пригодится, но я не могла оставить его на улице, пусть даже и выбросив в мусорный ящик. Потом трясущимися руками я достала рацию и попросила полицейских срочно помочь нам. Я говорила спокойным голосом, но сама еще не пришла в себя. Мои колени продолжали дрожать. Было понятно, что это еще не конец истории. На столе в комнате стояли две бутылки водки, а в руках сумасшедшего, который в любой момент может окончательно слететь с катушек, это грозное оружие.

Я вернулась. Мужчина немного успокоился: он не искал нож и не спрашивал, куда он делся. Итак, с ситуацией удалось справиться. У нас с Энди получилось найти правильные слова и убедить хозяина квартиры поехать с нами в больницу. Мы даже попытались уговорить мужчину одеться: на стуле, стоявшем рядом с гостиной, лежали куртка и брюки, но он оставил наши усилия без внимания. Взяв полураздетого и босого больного под руки, мы вывели его из квартиры.

Но едва мы вышли на улицу, как увидели, что машины на улице встали в пробку: приехала полиция. Автомобиль двигался тихо, я попросила диспетчера, чтобы сирены были отключены, иначе мужчина мог запаниковать. И конечно, случилось именно то, чего мы ожидали. Увидев полицию, качок оттолкнул нас и стал кричать.

— Зачем здесь они?! Почему полиция?!

Мы не могли просто так передать его в руки служителей закона, произошел бы скандал. Однако по какой-то необъяснимой причине мужчина, казалось, доверял нам с Энди, и мы этим воспользовались.

— Все в порядке, дружище, они и пальцем тебя не тронут, — сказал мой коллега.

Мужчина снова позволил взять себя под руки и довести до скорой. Полицейские посторонились, давая нам сделать свое дело. Успокоившись, мужчина послушно сел в машину. Слава богу, больница находилась за углом. Мы быстро доехали туда в сопровождении полиции и передали его врачам, не связанные больше никакими обязательствами и испытывающие облегчение оттого, что все так мирно закончилось. Закончилось для нас.

Нам удалось перевести ситуацию в мирное русло, но позднее она вышла из-под контроля. Ночью в тот день мужчина окончательно слетел с катушек, выбежав на парковку больницы, и угрожал всем, кто пытался усмирить его. В конце концов его изолировали и отправили в психиатрическую лечебницу. Так проявляется острый психоз. Ранее у мужчины была диагностирована шизофрения. Он регулярно пил необходимые препараты, и все было хорошо до того момента, пока он не принял худшее из возможных в его положении решений — уйти в запой.

Сложность с приемом лекарств для лечения психических заболеваний состоит в том, что, когда они дают реальные улучшения, люди начинают думать, будто могут обходиться без них, такова человеческая природа. И пациенты прекращают принимать их. Так начинается ухудшение. А употребление алкоголя приводит к обострению. Если бы мы знали, что у мужчины есть нож, то даже не стали бы заходить к нему домой: обезвреживать таких людей — работа полиции. Но, входя в квартиру, мы даже не подозревали об этом.

Однажды, через несколько месяцев после этого случая, уходя с работы я столкнулась с одним из полицейских, бывших тогда в наряде.

— Я помню, что именно вы забрали нож у того огромного турка, — сказал он.

Затем мой собеседник поведал мне о том, как после данного происшествия написал письмо нашему начальнику, где назвал наши с Энди действия очень профессиональными.

— Вам действительно удалось успокоить этого мужчину, — добавил он.

— Спасибо, — ответила я, делая себе пометку не забыть передать Энди благодарность.

Этот вызов был не из тех, с которыми хочется сталкиваться каждый день, не правда ли, дорогие читатели?

У входа в торговый центр меня ждали двое охранников. Они помогли мне отнести оборудование, но всю дорогу пока мы шли в мужской туалет в дальней части здания, оставались мрачными и молчаливыми.

— Чтобы добраться до мужчины, нам пришлось выбить дверь, — серьезным голосом сказал один из них. — Там мы нашли упаковку от шприца и сам шприц, торчавший у него из вены. Один из моих коллег нашел в кармане у мужчины проездной, и нам, по крайней мере, удалось узнать его имя.

Охранник вздохнул, расстроившись из-за того, что какой-то потерявший сознание наркоман омрачил его безмятежный день.

Пострадавшего звали Шон, и он лежал на полу в так называемой «спасательной позиции» — положении, применяемом для безопасного возвращения сознания у людей, позволяющем не захлебнуться рвотой и исключающем физические повреждения: человек лежит на боку, руки под головой, ноги согнуты. Ему было слегка за двадцать, он был одет в простую одежду и немного не брит. Меня больше всего волновало то, что парень был сине-фиолетового цвета — в его кровь, а значит, и в мягкие ткани, поступает недостаточно кислорода: в медицине это называется цианоз. Он дышал самостоятельно, пусть и очень медленно. Однако этого было недостаточно, чтобы парень находился в сознании. Оба зрачка были сужены.

Я позвонила в диспетчерскую, попросила прислать на место еще бригаду скорой и опустилась на колени, чтобы помочь пострадавшему. Один из охранников помог мне перевернуть Шона на спину, и я, подняв ему голову и открыв рот, вставила пластиковую трубку для искусственной вентиляции легких — в медицине она называется «эндотрахеальная трубка для оральной интубации». Это приспособление оставит дыхательные пути открытыми и не даст языку закрыть их, в противном случае язык перекроет Шону дыхательные пути, что приведет к полной остановке дыхания.