Фальшивые доллары пошли через год с небольшим, когда бутлегерство на Северном Кавказе перестало приносить прежние космические прибыли. «И правда, к чему производить этот мусор, паршивые наклейки, – сказал во время своего очередного наезда в Москву Горобец, – если есть возможность печатать настоящие деньги. Ну, почти настоящие». Архипов лишь молча кивнул головой. К тому времени он окончательно потерял право на собственное мнение, собственный голос.

* * *

Выбравшись из машины, Архипов вытащил из багажника спортивную сумку, набитую деньгами, повесил ее на плечо. В закусочной «Кренделек» в этот вечерний час посетителей собралось немного. В основном местные пьянчужки, водители большегрузных грузовиков и пара потаскушек, уже потерявших надежду подцепить клиента. Архипов занял столик в углу, ногой небрежно задвинул под него свою сумку. Когда из кухонного чада возник усатый официант в грязноватом заляпанном кровью фартуке, посетитель успел изучить убогое меню.

– Салат из помидоров и пиво, – сказал Архипов.

– Есть хороший шашлык, совсем свежий. Барашка сам утром резал.

– Когда я закажу себе дубовый гроб и венки с лентами, обязательно попробую твой шашлык, – Архипов снял темные очки. – Но не раньше. Слышишь? Не раньше. А пока салат и пиво.

Официант пожал плечами и растворился в дыму.

Входная дверь хлопнула, Архипов повернул голову. Горобец, изменив привычкам, оделся просто: в парусиновые штаны свободного кроя и цветную рубашку навыпуск. С маслянистыми чуть навыкате глазами, прилизанными каштановыми патлами, в узконосых ботинках, он был похож на мексиканца из телевизионного сериала про красивую жизнь на берегу океана. Он был один, видимо, телохранитель остался с другой стороны двери, на улице. При виде такого красавчика здешние шлюхи распрямили сутулые спины и покачали головами, понимая, что эта экзотическая рыбка не про них. Горобец пересек зал, опустился на стул напротив Архипова.

– А тут все по-старому, – улыбнулся Горобец. – Время течет где-то там, стороной. А здесь все остается на своих местах. Те же дряхлые столики, тот же полупьяный официант и шлюхи, кажется, те же. Я не был давно, а впечатление такое, будто только что вышел за сигаретами и вернулся обратно. Странно…

– Действительно, странно, – Архипов подумал, что Горобец находится в добром расположении духа. Пожалуй, получится выпросить у него месячную отсрочку по оплате долга. Надо очень постараться.

– Ты мне что-то принес? – Горобец потер кончиками пальцев щегольские тоненькие усики. – Или я ошибаюсь?

Архипов пнул под столом спортивную сумку.

– В ней четыреста тысяч.

– Ты принес сюда, в этот сортир, где могут выпустить кишки из-за стакана водки, такие бабки? Да… Это в твоем стиле. Узнаю Игоря Архипова.

– Место выбрал ты сам. И еще я подумал, что ты позаботишься об охране денег, – Архипов кивнул на входную дверь. – Наверняка на улице кто-то тебя дожидается.

– Хорошо. Когда я получу остальные бабки?

– Я делаю все, что могу, чтобы покрыть долг, – Архипов налил полстакана пива, пригубил его и отодвинул в сторону. – Дай мне время. Я прошу не так уж много: дай мне время. Месяц.

– Сколько? – выпучил глаза Горобец.

– Ну, две недели – это минимум. Более или менее реальный срок – месяц.

– Месяц? – Горобец присвистнул. – Это нереально. Ты ведь понимаешь, что такие вопросы решаю не я, а мои компаньоны. Есть другие люди, они банкуют. Так вот, срока тебе – пять дней. Скажи спасибо и за это.

– Пять дней?

– Если человек не сможет выполнить работу в пять дней, он ее и в пять лет не сделает. Послушай, что произойдет дальше. Ты возвращаешь бабки. Какое-то время я не беспокою тебя новыми заданиями. А потом, скажем, через пару месяцев, все встанет на свои места. И ты ни в чем не будешь нуждаться.

– Это позже, но сейчас… Роман Борисович, я все отработаю, – невольно Архипов сбился на просящий жалобный тон. Деловой разговор не заладился с самого начала. Держать себя с достоинством, на равных с Горобцом, не было ни возможности, ни душевных сил. – Первый год, даже полтора я согласен работать за чисто символическую плату. И я все верну.

– Да, да, конечно, – кивнул Горобец. – Все вернешь. Не сомневаюсь.

– Я продам свои автомобили, – лепетал Архипов. – Но это коллекционные штучки, на них еще нужен покупатель. Ценитель, знаток. На квартиру наложен арест, пока не кончится судебная тяжба с женой. На «Камею» есть пара претендентов, но они не дают и половины реальной цены. Все против меня. И учтите: я пострадал в этой истории. Меня похитили, меня пытали, надо мной издевались, чуть не убили…

– Да, все против тебя, – задумчиво повторил Горобец. – Понимаю. И знаешь, почему так? Ты не научился зарабатывать деньги, зато умеешь их прожирать. Тебя похитили и пытали, потому что ты полный дебил. Ты топорно сработал, ты облажался. Откопал на помойке каких-то уркаганов. И теперь пачкаешь соплями свой платочек. Он пострадал, его обули. Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Я это сделаю, пожалею. Даже выдам тебе путевку на лечение. Ровно через пять дней, когда ты привезешь сюда все оставшиеся деньги. Два миллиона двести тысяч. И ни одного дня, ни одного часа отсрочки.

– Но послушай…

– Нечего слушать. Я не стану объяснять тебе правила этой игры, ты их знаешь. И больше тут говорить не о чем. Или у тебе появились какие-то шальные мысли? Скажем, уехать к теплому морю, в дальние страны?

– Нет, ничего такого. Я хотел спросить про Сахно, – слова вылетели, кажется, сами собой. Архипов дал себе слово не поминать в разговоре лже-дипломата. И вот на тебе. – Как его дела?

– А почему ты спрашиваешь? – прищурился Горобец.

– Ну, я не знаю… Просто к слову.

– Просто к слову… Сахно умер, – уголки губ Горобца опустились. Он скорчил плаксивую физиономию, но в глазах плясали чертики. – Сгорел на даче. Я не знаю всех подробностей. Короче, он снимал дом где-то в Подмосковье. И там случился пожар. Похороны за счет МИДа и все такое. Такой вот прискорбный факт. Забудь о нем. Имя его больше не вспоминай. А теперь я покидаю сию прелестную обитель. Будь здоров. И не балуйся со спичками.

Горобец наклонился, вытащил из-под стола сумку. Встал и, не протянув руки, ушел. Архипов долго сидел за столиком, разглядывал через грязную витрину круги желтых фонарей и посасывал из пластикового стаканчика теплое пиво, отдающее половой тряпкой. Выхода не было. Пять дней. И больше ни часа отсрочки.

* * *

Дом, принадлежавший любовнице Максима Жбанова, дом, где он жил последние дни, находился в десяти минутах езды от Нахабино. Построенный лет тридцать назад из красного кирпича, с высокой трубой и решетками на окнах, с годами коттедж обветшал и потемнел, жестяная крыша местами проржавела. И сейчас, поздним вечером, дом казался особенно мрачным. За низким штакетником забора разрослись старые яблони и какие-то неряшливые колючие кусты. Если бы не два окна, светящиеся на первом этаже, можно было подумать, что хозяева не появляются здесь годами.