сказала Нелле. — Так что же дальше было на «Боевом трубаче»?

— То и было, что позвали знатока, он судно заклял от нас на одиннадцать лет, — печально сказал утти. — А куда нам деваться? На других кораблях свои шкодники… Вот мы и сошли на берег в Герденской гавани…

Георг и Ларре смотрели не на утти, хотя когда еще доведется увидеть такое диво, а на Нелле. Георг почти верил ей, а Ларре — не очень. Уж слишком она была похожа на ту, что велела ему возвращаться к Георгу в корчму.

— А потом попросили приюта в богадельне? — расспрашивала Нелле. — Не побоялись?

— Так там же — свои. Я вот у Анса Ансена как-то огниво стянул, взамен подложил прокуренную трубку Уве Брандена. Ох, он ругался! Так мы пришли потихоньку и первым делом шкоду учинили — чулки у стряпухи Греты унесли и Фрицу Альтшулеру под одеяло подложили. Сколько смеху было! Потом мы в кувшин с пивом морковку бросили. Тогда они догадались, Харро Липман первым сказал: утти, это вы, что ли? Вот и стали жить вместе, и уговор заключили, мы больших шкод не делаем, а они нас не выдают. Ведь нас можно тронуть, только если наши моряки позволяют, как это вышло на «Боевом трубаче»…

— Точно, — подтвердил дядюшка Сарво. — Это — вековое правило. Им обычно капитан обещает, что никто их не тронет, а в богадельне за старшего — Матти Ундесен. Он, поди, и совершил уговор.

Утти подтвердил — так и было.

— А потом пришел мастер Румпрехт и стал просить, чтобы нас ему уступили. И какой-то знатный господин из самого магистрата пришел наших моряков уговаривать, ругался, грозился, приказал, чтобы им пива не давали больше и хлебное довольствие вдвое урезали. Мы их пожалели и ушли жить к городской стене, к новой башне. Думали — уйдем, и им пиво вернут. А нас от башни мастер Румпрехт прогнал, мы опять в богадельню… И вот тогда ночью наших моряков увезли. Мастер Румпрехт думал, мы останемся, а они взяли нас с собой. Ведь нам большая беда грозила, правда? — спросил утти.

— Да, малыш, большая. Как же вы ехали?

— В одеялах и тюфяках. Это морякам позволили взять с собой. Но потом мастер Румпрехт и Гидо Шнаффиус догадались, что мы приехали. Шнаффиус — он хозяин замка, — объяснил утти. — Он хотел договориться с моряками, но они нас не отдали. И тогда нас всех четыре дня назад бросили в нижний зал башни — тот, откуда без трапа или веревок человеку не выбраться. И Шнаффиус сказал, что не будет кормить… и не кормит

— И женщины там с ними?

— Да, обе — кастелянша и стряпуха. Только стряпать не из чего, это плохо…

— Как же они?! — вмешался дядюшка Сарво.

— Мы им из кладовой орехи и овсяные галеты носим. Мы же маленькие, мы пролезаем. И к тому же это — шкода…

— Значит, колдун их измором взять решил, — сказала Нелле. — А как вы догадались выйти из замка?

— Анс Ансен сказал: за нами обязательно придут наши. Может, опоздают, но рано или поздно придут. И мы ждали… все вместе… А потом Шнаффиус привез зеленый огонь, и мы поняли — что-то будет. Мы сторожили на южной стене и увидели, что вы все-таки пришли. И я спустился вниз.

— Ну, капитан, теперь командуй, — велела Нелле. — Ты все необходимое узнал.

— Не все, — возразил Георг. — Главное непонятно. Утти, ты можешь нас провести в замок? Таким путем, каким человеку пройти сподручно?

Вдова Менгден зарычала.

— Крепко же в ней эта дрянь засела, — заметил дядюшка Сарво. — Что с дурой делать будем?

Георг задумался. Пришла ему в голову мысль — но показалась глупой. Он покосился на Ларре и обнаружил, что матрос не сводит глаз с Нелле. Тут уж было не до мудрости!

— Вот что. Когда у нее огонь отняли, она уже не страшна. Мы сейчас отпустим ее — пусть бежит к новому хозяину. А за ней по пятам — мы. Она и укажет, где там ворота или хоть пролом в стене, — решил Георг.

Сборы были короткими — Ларре натянул второй сапог, дядюшка Сарво достал нож, Гансу дали березовый ствол — хоть какое оружие. Тут оказалось, что и Нелле с пустыми руками не ходит — в складках светлой льняной юбки, какие сельчанки надевают на сенокос, был и у нее клинок.

Девушка подхватила подол юбки, собрала в горсть, заткнула за пояс, словно собиралась полоть огород. Получилось вроде матросского гамака, и туда она посадила утти.

— Мы быстро побежим, так чтоб ты, малыш, не отстал, — объяснила она. А Георг увидел ножки в белых чулках и туфельках на дюймовом каблучке, ножки с прекраснейшем в мире изгибом ступни. Но было не до красоты — вдова Менгден, получив для ускорения пинок от боцмана, во весь дух понеслась к замку.

Ларре, Георг и Ганс кинулись вдогонку. Нелле за ними — она протянула руку дядюшка Сарво, чтобы он не отставал. Боцман в последний раз бегал лет сорок пять назад, если не больше, и когда девушка дотащила его до замковой стены, совсем запыхался. По дороге он потерял ветку с зеленым огнем, отнятую у вдовы Менгден.

Навстречу морякам выскочили на крыльцо ратсман Горациус в обычном своем черном костюме, в каком принято ходить на заседания магистрата, и седой урод в штанах глейфуртского сапожника и в накидке, размалеванной тайными и зловредными знаками, желтым по черному. Оба были вооружены пистолетами.

Но пистолет — это всего один выстрел.

Георга учили абордажному бою, а Ларре в таком бою дважды побывал. Так что он уклонился от пули, кинулся вперед, сдернул ратсмана с крыльца и повалил его без всякой жалости.

Седой урод, носивший гордое имя Румпрехт, сделал два выстрела и оба раза промахнулся. Но из окна башни вылетел шар зеленого огня — ему на помощь. Неизвестно, как бы он распорядился этим огнем, если бы не маленький Ганс. Он так ткнул своей березовой дубиной в бок седого урода, что тот не подставил под пламя руки в сверкающих рыжих перчатках, не иначе — из меди, а позволил шару лечь на траву и сам повалился сверху. Тут-то он и взвыл.

Бой в замковом дворе получился таким коротким, что дядюшка Сарво даже обиделся, — что про столь моментальное сражение рассказывать