новую трактрису, но теперь уже в строну нападавших. Где же Марат? Выстрел был впереди. Неужели убили аскера?

По сосёнке не пальнули, и это обрадовало Петра Христиановича, значит, точно заряженных пистолетов нет. Но ведь и у него ничего огнестрельного с собой. Два пистолета с нарезными стволами остались в седельных кобурах, да и не заряжены они. На боку болтался в ножнах кожаных только нож «крокодила Данди». Пока катался, он Брехту мешал, но теперь оказалось, что не зря носил, с голым руками и минимум на трёх противников выходить – сыкотно.

Короткая перебежка и он оказался почти позади напавших на них товарищей. Трое и сидят кучно. Заряжают пистоли. Эх, сейчас бы его М1911. Всех троих за милую душу бы положил.

– Ребята, давайте жить дружно, – Брехт спрятал нож за спину и, демонстрирую левую ладонь, пошёл на бандитов. Узнал их, те самые, что на бричке долго за ними тащились. – У меня денег немеряно, я вам половину отдам – сто пятьсот мильёнов. Хотите? А ещё у меня дом есть в Москве, на вас перепишу, богатыми людьми будете. На Ибицу съездите, потусите, опять же в Куршавель можно, там уже снег должно быть выпал. На лыжах покатаетесь. Девочки, танцы. Хотите? «Спасай мою пятницу. Все к лицу. Хотелось бы на Ибицу. Подлецу». – Нёс всякую пургу. Даже спел ребятам.

Сработало на пять балов. Товарищам песня понравилась, заслушались и прозевали, когда Брехт одним слитным движение из-за спины и прямо в живот ближайшему мужику с сивой бородой, ножик вставил.

– Разве это нож? Вот это нож? – мужик, стоящий левее, успел что-то типа стилета достать из-за пояса. Брехт показал ему огромный окровавленный тесак, вынутый из пуза орущего сивобородого. Уже о душе нужно думать, о мирной тихой старости, о внуках, а туда же в разбойники – казаки играть принялся.

Крик товарища нервировал мужика со стилетом и он, оттолкнув сивого, сделал выпад в сторону Брехта. Так всё медленно и предсказуемо. Пётр Христианович не стал это действо в дуэль превращать. Он шагнул в сторону и, чуть развернувшись, рубанул, как топориком по руке разбойнику. Не отрубил, но до кости точно достал. Стилет выпал, и раненый свалился к орущему обладателю одной лишней дырки в теле. И тоже заорал. Громко как. Неужели так больно?!

– Брат, а хочешь я с тебя всю кожу срежу. Сошьём тебе сапоги, а то твои совсем прохудились. Смотри, – и Брехт ткнул левой рукой под ноги третьему бандиту, тот стоял с пистолем, направленным на Пётра Христиановича, и хрен его знает, заряжен тот или нет. Пришлось отвлечь. Будущий обладатель сапог эксклюзивных среагировал ожидаемо, посмотрел вниз. Брехт ему Мамаши-гири выписал. Маваши? Гери? Маваши, так Маваши, хотя первый вариант звучит лучше. Чуть до виска не дотянулся, не та растяжка, но в плечо боднул ногой не слабо. Парень завалился, пистолет из руки выпал. Брехт его поднял и по макушке хлопчика приголубил.

Стоило осмотреться. И понять, чего с разбойниками делать. Ну, с первым ничего не надо. Пусть медленно помирает от раны в живот. Успеет подумать о жизни своей неправедной. Хлопчика молодого нужно взять на опыты. В смысле, резать его на глазах у раненого на кусочки и спрашивать, чего вам надо было, господа мазурики. Кто первый правду скажет? Кто скажет, того только кастрирую, а второму яйца обрежу. Говорите.

На всякий пожарный Брехт пистолеты собрал. А ну как зарядить успели. Порох с полки при падении мог и ссыпаться, но лучше перебдеть. Пистолеты-то дорогие? Не, тут не разбой. Тут что-то непонятное.

Событие сорок шестое

– Их нужно убивать, как мужики убивают конокрадов! – взвизгивал Саша.

Горький Максим «Жизнь ненужного человека»

– А если у тебя есть борода, то тебе любая баронесса тут же скажет да! – Брехт схватил раненого за лопатообразную бороду и оттащил к сосне великанской, прислонил к ней спиной.

– Вашество! – заскулил и задёргался мазурик.

– Руку сюда дал, – Брехт схватил мужика за здоровую руку и приподнял её к дереву прислоняя и … Воткнул в ладонь тот стилет, которым тать хотел его пырнуть. Насквозь прошил и к дереву приколол.

– Аааа!

– Чего орёшь? Христос терпел и нам велел. Посиди тут. Я пойду Марата поищу. Ты второй-то ручонкой не сучи, а то в рану грязь попадёт, и умрёшь от огневицы. Ох, не сладко от неё умирать. Посиди спокойно.

Пётр Христианович склонился над парнем оглушённым, тот был без чувств. Оставлять так не хотелось. Хотелось связать, но никаких верёвок под рукой не было. Вздохнув, оставил, как есть. Быстро выбежал на дорогу. Слон стоял возле той лохматой сосенки и прядал ушами. Не нравилось ему что-то. Порохом воняло, ветер как раз на него снёс растаявшее почти облачко дыма. Не военный конь.

Брехт побежал по дороге, впереди был поворот. За ним пропажа и нашлась. Черкес в своей бурке чёрной лежал под кустом рябины с алыми ягодами, а конь стоял ещё в паре метров дальше. В два широких шага преодолев разделяющее их расстояние, Пётр Христианович склонился над Маратом.

Перевернул. Под головой небольшая лужица крови. Но при переворачивании аскер застонал, а потом и глаза открыл. Чего-то хрипло сказал на своём и вновь закрыл глаза. Как там его Марат … Хавпачев. Запомнил Пётр Христианович как «Ковпак», и потом уже нужные буквы добавлял.

– Марат, не спи. Замёрзнешь. – Брехт снял с него папаху. Оба на! В голову пуля угодила. Кожу на затылке сорвала. Перевязать надо.

Пришлось раздеваться и подол полотняной рубахи отрывать. Перемотав, Марату голову, Брехт стал думу думать. Дилемма. Нужно допросить ворогов и нужно срочно Марата везти в Студенцы к Матрёне, а то загноится рана.

Стоять! Бояться! А где бричка, на которой тати приехали? Тут должна быть недалече. Так Борода знает. Покажет, коли жить захочет.

– Эй! – Призывно заржал Слон, невидимый из-за поворота, – Эй! Эгегей! – Явно чужие, раз жеребец тревожно ржёт. Брехт оставил Марата и кинулся к шайру. Выбежал из-за поворота, а там картина маслом. Крестьянин стоит около Слона и пытается его за уздечку поймать, а тот вокруг сосёнки ходит, не даётся и ржёт, Брехта призывая.

– Стоять! Чего надо? – Брехт чуть спокойнее потрусил к конокраду.

– Вашество?! – Бухнулся на колени мужичок, – Смотрю, коник заблудился, хозяину решил вернуть.

– Молодец. Куда едешь?

– Так в Нежино.

– Так по пути нам. Чего везёшь?

– Пустой, продукты барину в его московский дом отвозил. – Встал мужичок.

– Хорошо. Полезное дело. Метров пятьдесят проедь …

– Чего едь, Вашество?

– Езжай вперёд, там мой человек ранен. Рядом остановись. И меня жди.