мужа. Разумеется, в паре с другим носком. Теперь аптекарь обвинял страховщика в том, что тот украл у него бесценный подарок, а страховщик обвинял аптекаря в том, что тот издевался над его Бассетом. Второй носок, кстати, лежит у нас дома. Надо получше за ним следить.

Тут мне пришло в голову, что собаку, должно быть, слышно на главном острове. Наверное, и папа ее слышит? А если ее услышат врачи, то точно приедут сюда, чтобы сделать нас больными и забрать меня.

Мне нужно сделать так, чтобы вой прекратился.

Мой лук тоже лежал в контейнере. Я положила мишку и нашла лук. И колчан со стрелами. В последнее время я нечасто ими пользовалась. Мы больше не охотились, чтобы добыть еду. Папа говорил, что с консервными банками проще. Но иногда я тренировалась сама.

Когда я бежала к кусту можжевельника, то поняла, что, видимо, плакала, но потом перестала – у меня немного щипало в глазах. Или это было из-за яркого света.

Сердце все еще сильно стучало, но тело слушалось. Я бесшумно перепрыгивала через кочки и зигзагом огибала деревья – такие низкие, что больше походили на детский лес. Моей сестренке они показались бы очень высокими. Я видела их вершины, когда бежала. Колчан легонько стучал по спине при каждом моем прыжке. Я сама его сшила из кроличьей шкуры, сама выточила стрелы и отлила для них наконечники. Тогда папа рассказывал мне, что умеет дерево, и улыбался, видя, что умеет его дочь.

Собака лежала на обочине и протяжно выла, словно силы ее уже были на исходе. Но все-таки она продолжала завывать. Этот звук застрял у меня в голове.

Я посмотрела на ее заднюю лапу. Она была вывихнута. Нижняя ее часть прочно застряла в железной пасти, которая, скорее всего, была надежно укреплена в земле. Хоть трава здесь и была высокой, между кустом можжевельника и парой деревьев сам по себе образовался проход. Сюда мне как раз нельзя было заходить. Железная пасть была похожа на большую челюсть, которая закусила лапу собаки. Бедное животное пыталось вырваться, но с каждым его движением огромные клыки капкана еще сильнее врезались в мясо. При дневном свете кровь была такой ярко-красной. Было слишком много света. И слишком много крови. Ничего краснее этой крови я в жизни не видела.

Я правда старалась. Я изо всех сил пыталась раздвинуть железные клыки, но ничего не вышло. Пыталась разжать их палкой, но она треснула. Железяка была непобедима.

Я снова заплакала. И посмотрела на собаку. Она лежала на обочине и тоже смотрела на меня. Я смотрела на ее зубы, которые уже почти скрылись за белой пеной. Ее язык вывалился. Эта собака, как бы она ни была испугана, не могла меня укусить. Ей требовалась помощь.

Ее грудная клетка тяжело поднималась и опускалась. Вот откуда издавался вой. Я сделала несколько шагов назад, натянула стрелу и прицелилась. Это была моя лучшая стрела.

Я уверена, что стрела попала ей прямо в сердце. Я смотрела на нее и отражалась у нее в глазах, а она – в моих.

Потом она умерла.

Что делать дальше, я не понимала. На раздумья времени не оставалось. Когда прекратился вой, я услышала чей-то крик.

«Ида!» – кричал кто-то вдали. Мужчина. «Ида!»

Я бросилась прочь изо всех сил. Так быстро я еще никогда не бегала. Мне хотелось бежать сразу прямо к контейнеру и спрятаться в нем, но я не осмелилась, ведь этот мужчина мог запросто меня заметить на открытом поле, к тому же я не знала, сколько у меня в распоряжении времени. Поэтому я выбрала короткий путь через рощу. Там я могла скрыться за высокими деревьями, а если он побежит за мной – я сверну в лес. Кем бы ни был этот мужчина, он не знает лес так хорошо, как я.

Я нашла укрытие за еловыми ветками – за ними меня точно не было видно, к тому же я прекрасно видела все, что происходит у можжевельника. И вот я увидела его. На нем была большая зеленая куртка и что-то на шее. Видимо, поводок. Значит, это была его собака.

Я точно видела его раньше, но не могла вспомнить где. Но его собаку я видела впервые. Надеюсь, он хорошо к ней относился. Правда, люди с большого острова относились к животным не так хорошо, как мы с папой. Чего уж говорить о том, как они относились друг к другу.

Я думала о том, что эту железную ловушку поставил мой папа, и никак не могла выбросить эту мысль из головы.

Может, этот мужчина – врач? Но папа же не мог… Тогда кто такая Ида? Собака? Я даже не обратила внимания на то, девочка это или мальчик. Но у собаки была серая бородка, практически белая. Я надеялась, что собака была уже старой.

Мужчина стоял рядом с собакой. Он присел на одно колено и что-то сказал ей. Потом – погладил ее. Вытер ей рот. Попытался руками разжать железную пасть. Очень осторожно вытащил стрелу. Положил голову ей на грудь. Поднял и снова посмотрел на нее. Вдруг увидел палку, которую оставила я. Попытался разжать железную пасть этой палкой, пока она не треснула. Снова. Он покачал головой.

Кажется, он плакал.

Наконец он поднялся, вытер рукавом глаза и снова посмотрел на собаку. Он наклонился и поднял мою стрелу. Мне показалось, что он крутит и рассматривает ее. Надеюсь, ему понравилась моя стрела. Я очень старалась, когда мастерила ее.

Он повернулся и посмотрел в сторону нашего дома. С такого расстояния он вполне мог увидеть и контейнер, и деревянную пристройку с мастерской, и белую комнату. В комнате было одно маленькое окно, но я знала, что ему в это окно точно ничего не было видно. Слева от мастерской он наверняка видел верхнюю часть дома, прикрытую елями и березами. Рядом тянулась гравийная дорога и ускользала из виду на углу между домом и мастерской. Еще он, наверное, видел двор, там уже не было свободного места.

Я думала о том, почему он не пошел по гравийной дороге. Он должен был остановиться у шлагбаума, развернуться, увидев папину вывеску, или обойти его и пойти дальше по тропинке к дому. Тогда бы он споткнулся о веревку, банки подали бы нам сигнал… Но потом я поняла, что он услышал лай и просто шел за ним. Его собака точно бежала далеко от шлагбаума и гравийной дороги. Судя по всему,