– Братуха! – радостно заржал он. – Как здоровье?

– Спасибо, ни в борозду! – хмыкнул Кирилл. – Может, станцуешь?

– Ага, счас!

На шконке у окна лежал еще один больной. Спиной к проходу, под одеялом с головой.

– Это Вольник, – кивнул в его сторону Пыжик.

– В отключке? – спросил Кирилл.

– Да нет. В полном здравии.

– А чего к нам задом, а к лесу передом?

– Так он теперь ко всем будет задом! – хихикнул Вакула.

– Заткни пасть! – неожиданно вызверился на него Пыжик. – Еще слово, и я тебя урою!

– Я не понял! – возмущенно обиделся Вакула. – Что я такого сказал?

– Ты Вольника не тронь, понял! Я любому за него башку снесу, понял!

Кирилл ничего не понимал.

– Что за шум, а драки нет?

– Драка вчера была, – с угрюмым видом ответил Пыжик. – Тебе, я вижу, тоже досталось… Опустить хотели, да?

– Не на того нарвались.

– Со мной тоже облом вышел. Но повозиться пришлось.

– Да вижу! Лихо нас разделали… Тебе тоже мокруху шили?

– Ну да, шили. Это ж, типа, мы пацанов своих положили. Совсем мусора оборзели. Хуже всяких отморозков. Меня к блатным сунули, тебя. Вакулу вот…

– Да мне-то повезло! – отозвался Вакула. – На меня три «синяка» наехали. Я их одной левой. Только вот ногу сломал. Там у меня уже был перелом, теперь вот по новой… Но от этого ведь не умирают, да?.. А Вольнику не подфартило, это да.

– Не подфартило, – кивнул Пыжик. – К нему ночью подрулили. Табуретом по башке, и понеслась… В общем, ты понял.

Неужели опетушили?

– Ты это серьезно?

– А серьезней не бывает… Только я тебе так, Игорек, скажу. С этим тоже можно жить. Лично для меня Вольник как был правильным пацаном, так им и остался. Я хоть и по ту сторону закона хожу, но мне по хрену вся эта уголовная бодяга. Для меня главное, чтобы человек по жизни педерастом не был. А то, что Вольник под каких-то уродов попал, так это просто авария. Выйдет из больнички, как новенький будет…

Кирилл был согласен с Пыжиком. Действительно, что это за порядки такие, когда насильно опущенный становится изгоем. Насильники торжествуют – они герои. А изнасилованный в полном дерьме. Он уже как бы и не человек… Чешуя какая-то.

Но таковы законы арестантской жизни – опущенный никогда не может подняться. Возможно, те же воры понимали абсурдность этого дикого закона. Ведь этот закон действовал против них же самих. Их самих ломали через насилие, многие из них сами становились презренными жертвами педерастического безобразия. В том же знаменитом «Белом Лебеде» законных воров навсегда выводили из игры через беспредельное насилие. И тем не менее жуткий закон продолжал действовать и сейчас. Мало того, он проник и на волю. Опущенный бандит и на свободе не в силах был подняться в глазах братвы. Да что там бандиты, если есть менты, которые ни в жизнь не подадут руки «петуху»…

Пыжик пытался отстоять справедливость. И Кирилл готов был горой стоять за Вольника. Но и тот и другой прекрасно понимали, что в этом случае им суждено плыть против течения. Тот же Вакула их не понимает. Для него Вольник – уже изгой. И в глазах у него глумление. И если бы не Пыжик, он бы уже топтал ногами бывшего своего товарища… Нет, братва не поймет Пыжика, если он оставит Вольника в своей команде. В волчьей стае «петухам» делать нечего…

– Нормально все будет, – сказал Кирилл. – Вольник наш брат, и мы его в обиду не дадим…

Вакула хотел сказать что-то обидное, но Пыжик так глянул на него, что тот осекся. Но ведь, как ни старайся, на роток не накинешь платок.

Вольник и сам прекрасно понимал, насколько круто изменилась его жизнь. Он почти весь день пролежал, уткнувшись лицом к стенке. И за весь день не сказал ни слова. Как ни старался Пыжик заговорить с ним, все было бесполезно. Слишком уж тошно было на душе у Вольника.

За ночь Вольник сменил позу. Кирилл проснулся рано утром и увидел его лежащим на спине. Только уж очень бледным было его лицо. И глаза как-то неестественно смотрят в потолок. Что это за красная лужа под кроватью?..

– Твою мать! – вырвалось у Кирилла.

Он сорвался с койки, бросился к Вольнику. Но ему ничем уже нельзя было помочь. Жизнь ушла из него вместе с кровью через вскрытые вены. Он сам так решил. Он сам нашел выход из страшной для него действительности…

* * *

Коншин был мрачным как туча. Но в глазах у него не гроза, а чувство вины. Он смотрел на Кирилла с виноватым видом.

– Я даже не знаю, как это тебе объяснить. В общем, произошло недоразумение, – объяснял он. – Мы знали, что тебя забрали в отделение. Решили, что это мелочь для тебя. И не стали вмешиваться. Думали, что в самое ближайшее время ты и без нас окажешься на свободе…

– А я оказался в следственном изоляторе.

– Каюсь, но мы прозевали этот момент.

– Зато ваш следователь не зевал. Оторвался на всю катушку. Хотелось бы знать, на кого он работает?

– На закон он работает. Просто он очень не любит бандитов.

– И очень не любит заниматься сыском. Зачем какого-то Гвоздя выпасать, если без него можно дело раздуть? Навешать на нас собак, и все дела. Хитро он в одно место сделанный…

– Чаплыгин строго наказан и отстранен от дела.

– А меня чуть не опустили. И Пыжик с Вакулой еле отвертелись. А Вольнику не повезло. Нет больше Вольника… А ведь он мой друг.

– Друг? – брови Коншина удивленно поползли вверх.

– Ну не то, чтобы друг, – смутился Кирилл. И тут же в его глазах появился вызов: – А если и друг, то что?.. Да, меня забросили в тыл врага. Но ведь я оказался в окружении людей. Вольник – бандит. Но я бы не сказал, что он последняя сволочь…

– Ты так думаешь? – подозрительно покосился на Кирилла Коншин.

– Сами знаете, как с волками жить. С кем поведешься, от того и наберешься… Да вы не переживайте. Не утону я в бандитском омуте. Эта стихия не по мне. От многого воротит…

– Но не от всего?

– Не от всего… Хотите начистоту?

– Валяй.

– С вашим Чаплыгиным я бы в разведку не пошел. А с Пыжиком бы пошел. Он хоть и бандит, но порядочнее, чем некоторые менты… Вам, наверное, неприятно это слушать? Но факт есть факт. И если честно, мне самому не нравится его признавать. Ведь я мент не только по должности. Я мент по жизни. И мне другая стихия не нужна. Так что не бойтесь, я с вами до конца. Подлости от меня не ждите.

– А кто тебе сказал, что мы ждем от тебя подлости? Мы на тебя надеемся. Мы в тебя верим. И знаем, что ты нас не подведешь… А то, что у тебя друзья среди бандитов, так это нормально. Человек – существо социальное. Он не может жить без других людей. И в любом окружении ищет себе друзей. Это только у Штирлица не было друзей среди фашистов. Но ведь это кино…