Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я серьезен как никогда, потому и звоню. Мне позарез нужен кусочек от полутора лимонов, иначе получу третьесортный товар. Слишком короткие руки, кривые ноги от доноров – уродов или стариков. Необходимость позаботиться о себе очень мотивирует, так что я уже сегодня начал работать.
– В больнице?
– А что тут такого? Сумел позвонить вам, номер набрал носом. Одно плохо – телефонный счет будет огромным. Ну и черт с ним, я все равно неплатежеспособен, а мое бедное тело в качестве залога им не нужно. Ладно, буду выписываться – разберусь.
– Довольно глупостей, Ник! Так что вы узнали?
– Ну слава богу, я думал, вы не спросите. Значит, не бросите это дело, Алиса?
– Нет… конечно, нет…
– Не слышу энтузиазма в голосе. Не мне, человеку-обрубку, который останавливает взбесившиеся грузовики зубами, поднимать моральный дух красивейшей и самой любимой женщине в Америке.
– Вы, как всегда, правы, Ник.
– Тогда слушайте. Никто не видел, как произошел несчастный случай с Аланом Ву, и местная полиция закрыла дело. Он приехал в Блю-Хилл накануне гибели. Заходил в отель «Центральный», но не зарегистрировался, так что его плохо запомнили. Одним словом, ничего интересного. Я обзвонил все местные гостиницы и сделал потрясающее открытие. Угадайте, кто в тот же день ночевал в отеле «Гамильтон» в Солсбери, то есть в шести милях от Блю-Хилл?
– Ну же, не тяните…
– Оскар Арлингтон! Во всяком случае, это более чем вероятно. Я описал его управляющему – он прекрасно запомнил толстого коротышку с густыми бровями, растрепанного, в массивных очках. Оскар заселился поздно вечером 5 мая, то есть в вечер происшествия с Аланом. Разумеется, зарегистрировался под фальшивой фамилией – Сноу, но расписался в журнале регистрации крупным женским почерком с характерными кружочками вместо точек над «i». Словом, я абсолютно уверен, что это он. Нужно отправить управляющему его фотографию, а он пришлет копию страницы журнала регистрации. Покойный Арлингтон спалился. Но и это не доказательство.
– Боже, да чего же больше?
– Судья назовет это совпадением, но, по мне, их многовато. Есть что-нибудь новое про Ральфа?
– Нет…
– Не унывайте, Алиса, он скоро откликнется – я сделал ему убойную рекламу в газетах: «Ищу Ральфа Финна по прозвищу Дрочила», – и дал ваш номер телефона. Готов спорить, он скоро всплывет.
– Без вас я бы все бросила, Ник. Вы такой…
– Обойдемся без комплиментов, дорогая, лучше скажите, кто ваш любимый артист?
Не подведите, Алиса, я два дня обдумывал этот вопрос.
– Не понимаю….
– Что тут понимать, просто скажите. Шон Коннери? Кэри Грант? Ричард Бeртон? Джеймс Мейсон?
– Понятия не имею… Зачем вы спрашиваете?
– Если уж представился случай получить новую внешность, выберу то, что вам нравится! Тем более что деньги у нас скоро появятся.
– Ник!
– Ладно, даю вам время подумать. Только не Энтони Куинн, умоляю! До завтра. Прощаюсь. Сказочное создание в образе ангела принесло мне пюре и соломинку.
Да уж, стокилограммовая тетка, затянутая в белый халат, похожа на ангела не больше, чем ты на Кэри Гранта.
Алиса повесила трубку. Она восхищалась силой духа Ника, и ей было стыдно за собственную слабость.
Утром она поехала в больницу навестить друга. Ник демонстрировал бодрость, подшучивал над ней, рассуждал о перспективах расследования, призывал ее не сдаваться.
Алиса поговорила с врачами. «Это чудо, – заявили они. – На то, чтобы снова научиться ходить, понадобится время. Шрамов на теле останется много. Но ни одна из травм не фатальна. Пациенту повезло – лицо почти не пострадало… Ну, если не считать челюсти. В больнице ему придется провести много месяцев. Скорость выздоровления и восстановления навыков зависит только от его силы воли. Возможно, он довольствуется инвалидным креслом, но если проявит терпение и мужество, то вернется к полноценной жизни».
Алиса чувствовала себя отвратительно. Она готова была сражаться, но сил у нее не было. Чтобы жить дальше и продолжать поиски, ей требовался Ник с его юмором и оптимизмом.
Она не стоит и кончика пальца своих мужчин. Лаки. Ник. Боже, как же хочется покоя.
23 ноября 1964
Индиана-авеню, 318, Вашингтон
Два дня спустя, под вечер, в четыре часа, телефон зазвонил во второй раз.
– Это мисс Алиса Куин?
– Да.
– Я Ральф Финн.
Дрочила!
От неожиданности Алиса задохнулась, велела себе успокоиться и говорить медленно, чтобы не допустить оплошность, ведь они с Ником не один месяц называли этого человека только обидным прозвищем.
– Ральф… – произнесла она, выдержав паузу. – Наконец-то! Мы так давно вас ищем.
– Знаю. Буду говорить без околичностей. Я позвонил с одной-единственной целью – потребовать, чтобы вы прекратили давать эти нелепые объявления! Неужели вы не понимаете, что бесчестите меня, через столько лет после войны?! У меня жена и дети, я делаю все, чтобы газета не попала им в руки, но вы обязаны уняться, мисс Куин! Вы действуете недостойным методом.
– Простите, мистер Финн, но вы не оставили нам выбора, не отреагировав на первые объявления.
– Ладно, у вас получилось, вот он я. Теперь усвойте: хватит! Я не желаю ничего слышать об истории с договором и не дам показаний против Оскара Арлингтона. Уясните это. Я не желаю видеть свое имя и фотографию на первых страницах газет: Ральф Финн, известный также под прозвищем Дрочила, обвиняет сына сенатора Арлингтон в неисполнении обязательств по договору.
– В суде незачем упоминать ваше прозвище военного времени.
– Ничего не выйдет. «Дрочила обвиняет» – шикарный заголовок, и вы не справитесь с журналистами. Если меня спросят, я отвечу, что ничего не знаю об этой истории.
– Ральф… Вы не можете… Вас было четверо, больше о контракте никто не знал. Трое мертвы! Восстановить справедливость под силу только вам.
– Вы очень точно описали ситуацию, мисс. Жив я один и умирать не хочу! Арлингтоны – могущественный клан, и я уверен: меня не тронули, потому что я затаился.
– Но Оскар Арлингтон мертв.
– Он – да, но не его семья! Мать, другие родственники. Не советую вам нападать на этих людей. Мы слишком ничтожны и слабы, они нас раздавят. Хотите судиться с Арлингтонами – пожалуйста, но без меня. Просите умереть за вас? По какому праву?
Алиса подумала о Нике на больничной койке, вспомнила безумный грузовик и взрыв в квартире. Ральф Финн прав, давать свидетельские показания опасно. С чего она вдруг решила, что может требовать от этого человека рисковать жизнью? А если она настоит, а он согласится и станет очередной жертвой, сумеет ли она простить себя? Но и отступить нельзя.