Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя, наверное, именно такой тон и должен быть между почти разведенными людьми. Мы же теперь только для Аленки родные, а друг для друга чужие люди.
— Эльвира Леопольдовна! — перехватываю начальницу, когда она дефилирует мимо секретарской стойки. — Отпустите, пожалуйста, меня сегодня пораньше. Дочку нужно забрать из садика.
Кириянова едва заметно поджимает губы.
— Лили, я постоянно вхожу в положение сотрудников, вы мне не безразличны, но сейчас конец месяца. Сама понимаешь, какой завал.
— Понимаю, — вздыхаю.
— Договорись с кем-нибудь, чтобы забрали Алену. Ты же не маленькая девочка.
Кириянова скрывается на втором этаже.
Она права, мне и самой уже неловко постоянно отпрашиваться. В браке с мужем таких проблем не возникало. Я могла бы и сейчас позвонить Захару, но теперь мне этого не хочется. Подумает еще, что без него не справляюсь.
Мать, например, уже ощутила недостаток денег и решила восполнить его из моего кошелька. Но у меня не настолько большой доход, как у Суворова, вряд ли я потяну содержание мамы. Придется ужиматься. И мне, и ей.
Звоню матери.
Она долго не берет трубку, но все же отвечает.
— Да! — фоном слышится плеск воды. — Говори быстрее, Лиля, мне некогда.
— Ты в душе?
— Мы с Серёжей принимаем ванну.
Ох, лучше бы не спрашивала.
— Забери Аленку из садика. Меня не отпустили с работы.
— Опять? — в ее голосе легкое возмущение.
— Опять. И побудь с ней в коттедже, пока я не вернусь. Только, мам… без Серёжи…
— Ладно, — недовольно гаркает она и сбрасывает звонок.
Чувствую себя отвратительно. Словно навязываюсь. Такого бы не случилось, будь мама свободна от любовника. Совсем некстати он появился.
Вечером спешу домой.
На Аленке недовольство матери не отразилось. Когда я захожу в коттедж в половине десятого вечера, они с Риммой занимают нехитрой йогой. Только острый, как колючка, взгляд матери напоминает, что сегодня она была не в восторге.
— Лапочка моя любимая, — ласково обращается мать к внучке, — постой сама в позе собаки мордой вниз, а потом сразу плавно перетекай в кобру. — Я отойду с мамой поговорить.
— Хорошо, Римма, — бойко отвечает Алена.
Мать кивком приглашает меня подняться наверх. Ведет зачем-то в нашу с Захаром спальню.
Там молча открывает ящик комода, в котором хранятся документы. Выудив лист, протягивает его мне.
— И зачем ты достала свидетельство о рождении Алены? — непонимающе хмурюсь.
— А ты прочитай еще раз, если забыла, — шипит она. — Кто записан в графе матери? Ты, а не я. Значит, ты и должна заботиться о своем ребенке. Ты и этот негодный папаша Захар. Я свой родительский долг перед тобой исполнила! Вырастила и передала мужу. А сейчас имею право на личную жизнь.
Теперь понятно, к чему все это.
— Ты как никто лучше знаешь, что мы с Захаром в разводе. И ты полностью поддерживала мое решение.
— И я этого не отрицаю. Я с самого начала не признавала и не желала тебе такого мужа, ты сама его выбрала. Конечно, я желаю тебе лучшего. Интеллигентного, богатого и щедрого супруга. Который бы понимал ценность и мою, как твоей матери, тоже — за то, что родила на свет такую красавицу. И содержал бы нас без напоминаний. И еще я наконец-то встретила достойного мужчину. У меня свидание сорвалось. Развод разводом, но я не могу уделять время только тебе и внучке. Решай этот вопрос.
Мне обидно это слышать. Радоваться, как у родных все хорошо, легче простого, а когда нужна поддержка в трудные времена, так сразу все сливаются.
— И что ты предлагаешь?
— Найди Аленке няню и не дергай меня, когда тебе вздумается. Я тебе не собачонка, чтобы срываться по первому зову. Один день в неделю согласна провести с внучкой, остальное время — нет. Хочу напоследок для себя пожить.
— Да ты еще всех нас переживешь.
— Не ехидничай, а постарайся понять. Ты тоже женщина.
— Я понимаю и не могу оторвать взгляда от твоих шикарных локонов и обновленного цвета волос. Эту красоту тебе оплатила я.
Мать щурится, ее взгляд теперь ядовитый, пронзительный.
— Не шантажируй меня деньгами. Ты мне по гроб обязана за то, что вообще появилась на свет. Ты до двадцати одного года у меня шее сидела, теперь твоя очередь обеспечивать. И меня не волнует, каким образом ты это будешь делать.
Разговор получился не из приятных.
Но я поняла, что теперь нужно рассчитывать только на себя.
Это так тяжело, особенно морально. Такое чувство, будто весь мир от меня отвернулся. Когда мать сообщает, что возвращается в квартиру к Серёже, меня тут же накрывает тоской.
Вспоминаю о визитке психолога, которого советовала Кириянова.
Глава 31
Суворов
Не понимаю, что я вообще здесь забыл?
— Здравствуйте, меня зовут Анна, — в кабинете встречает меня женщина лет сорока. В брючном костюме нейтрального серого цвета. Волосы собраны в тугой пучок. Вид умный. Даже очки нацепила с диоптриями, от которых ее глаза кажутся мелкими бусинами. — Садитесь, пожалуйста, в кресло.
Кабинет в спокойных зеленых тонах. Пахнет чистотой. Голос женщины располагающий, но я все равно чувствую себя неуютно, не в своей тарелке, слишком скованно и непривычно.
Сажусь напротив женщины. Кресло очень удобное.
— Меня Захаром зовут, и сразу предупреждаю, что приехал к вам исключительно потому, что подруга настаивала. Прилепилась ко мне, как муха. Вот и согласился, чисто чтобы она отстала, — небрежно бросаюсь словами, не прекращая испытывать дискомфорт. — Я не псих.
Анна спокойно кивает. Не спорит со мной.
На самом деле я соврал. Катя лишь раз предложила мне сходить к психологу и больше не настаивала. Это я, наверное, уже дошел до ручки.
Так хреново на душе из-за развода и того, что между нами с женой происходит, что я готов уже на стены лезть.
Спасает только дочь. Когда я с Аленкой, мне временно становится легче, но вернув ее жене, я снова готов выть.
— Это правильное решение, Захар, — поддерживает психолог. — Расскажите, какой вопрос вы хотели бы обсудить.
Молчуна из себя не построишь. Сам ведь сюда приперся.
Причем порыв позвонить психологу был спонтанным. Я просто ехал на работу, и в какой-то момент меня накрыло безысходностью и замешательством до такой степени, что рука сама потянулась к смартфону.
— Гребаный диссонанс, — хрипло через неохоту признаюсь я. — Мы с женой разводимся. Мне и на хер послать ее хочется, и люблю ее больше жизни.
— Поняла вас.
Анна встает со своего кресла и приносит