Двинувшись на звук капающей воды, она нашла сломанную трубу и тщательно вымылась. Сложнее всего было удалить глину из бородки ключа, но она сделала и это. Внимательно осмотрев себя, Эдит схватила фонограф и бросилась к лифту. Ручку опять заело, но он все-таки стал подниматься.

#

Новобрачная не увидела бесформенный скелет, который плавал по поверхности емкости. Кроваво-красные кости, распахнутый рот, искривленный в бесшумном крике, пустые, ищущие глаза. Скелет плавал среди ужасов и воспоминаний.

Плавал только по своей собственной воле.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Звуки как у пишущей машинки.

#

Томас вызвал Люсиль на улицу, чтобы она смогла разделить его радость. Женщина стояла рядом с братом, такая же взволнованная и счастливая, как и он. Их будущее зависело от успеха этого комбайна, и вот он ритмично пыхтит, после того как Томас что-то в нем подкрутил. Это было последнее, решающее испытание – надо было убедиться, что механизм заведется и будет работать сам по себе, без постоянных настроек и наладок.

Когда Люсиль пришла, Томас велел Финлэю запустить комбайн еще раз. Уголь загорелся, вода закипела, и давление пара заставило все произойти вновь. Различные части механизма двигались с точностью автоматов, и лента комбайна поднимала и опускала корзины в идеальном порядке. Механизм был по-настоящему красив, и его части блестели на слабом зимнем солнце.

Восторгам Томаса не было конца.

– Я знал! Я знал это! – кричал он. – Мы это сделали! Весной мы сможем опять открыть фабрику! Мы сможем все начать сначала, Люсиль. Все начать сначала!

Он видел, что крепко обнимавшая его Люсиль была искренне тронута. После всех усилий, разочарований – и вот теперь победа, подтверждение того, что он… не неудачник.

– Если бы только Эдит увидела это, – пришла ему в голову внезапная мысль. Слова сорвались у него с языка прежде, чем он понял, что он говорит.

Люсиль отстранилась и с недоверием посмотрела на брата.

– Эдит? – ее голос дрожал. – Я сделала это вместе с тобой. Я сделала это для тебя.

Он опять крепко обнял ее и попытался отыграть назад. Упоминание имени Эдит в этот поистине судьбоносный момент в их жизни было глупостью. Он никогда и ни за что не хотел сделать Люсиль больно.

И Эдит тоже, подумал Томас в панике. Никому из них.

– Ну конечно, – Томас стал успокаивать женщину. – Мы сделали это вместе. И никто больше.

– Леди Шарп, – вмешался в их разговор Финлэй. – Нам нужен еще уголь, чтобы проверить паровой котел.

Леди Шарп теперь Эдит, подумал Томас, но эту мысль лучше было тоже не высказывать вслух.

– Ты не будешь возражать? – спросил Томас у сестры, которая, будучи хозяйкой Аллердейл Холла, все эти долгие годы жестко контролировала все их запасы. – Если мы возьмем еще немного угля?

Негнущимися пальцами Люсиль достала связку ключей. Было видно, что она чувствует себя обиженной и не знает, что делать дальше. Интересно, подумал Томас, заметила ли Эдит, что единственным постоянно теплым местом в доме была их спальня? Люсиль стала выбирать ключ от угольного чулана.

Ее рот приоткрылся, и, не говоря ни слова, она бегом бросилась к дому.

#

Оно наблюдало, как глаза сестры расширились от ужаса. Наблюдало, как она бросила брата и побежала к дому. Оно знало, что знает она – ключа не было. Его кто-то взял. В то время, когда сестра бросилась, чтобы лицо к лицу встретиться с грешницей – а кто еще, кроме нее, мог взять этот ключ? – невинная воришка вышла из лифта и сделала несколько шагов по холлу. И тогда, и только тогда, она поняла, что ее высокие ботинки на пуговицах все покрыты красной глиной. И пока сестра кричала: «Эдит! Эдит! Эдит!» – где-то в глубине дома, девушка дрожащими руками сняла ботинки и понесла их вместе с фонографом Э. Ш. по холлу в сторону своей спальни.

Сестра взбиралась по ступенькам. Разозленная и яростная, она была в полной панике.

Новобрачная вплыла в супружескую спальню, запихнула грязные ботинки и фонограф под кресло, а потом уселась на него, прикрывшись наброшенной на одежду шалью. Прикрыв глаза, она притворилась спящей, но Оно видело, как вздымается ее грудь и дрожат руки.

– Я здесь, – произнесла она слабым голосом.

Сестра влетела в комнату, стараясь сдержать дыхание, чтобы Эдит не заметила, как она торопилась. Притворство – результат хитрости – стерло с ее лица выражение жестокости.

– Я хотела бы извиниться за свое поведение сегодня утром, – сказала сестра Томаса, как будто для нее самым важным было жить душа в душу с Эдит. А потом добавила: – Дитя, а с вами все в порядке?

Не менее понаторевшая в притворстве новобрачная застонала и неловко повернулась. Сестра положила на стол кольцо с ключами и пощупала лоб Эдит. Одновременно она бросила взгляд на документ, который Эдит должна была подписать по просьбе стряпчего. Подписи на нем не было.

– Чувствую я себя не очень хорошо, – пробормотала Эдит. – Но это не страшно. Вы не принесете мне холодной воды?

– Конечно, конечно, – ответила Люсиль. Прирожденная актриса.

Специально оставив ключи в спальне, она направилась на кухню за водой. Лицо ее было мрачно.

Пока она была на кухне, новобрачная вернула ключ на кольцо, а потом уселась обратно в кресло.

Сестра вернулась с водой. Протягивая ее новой жене брата, она мягко сказала:

– Я оставлю вас, чтобы вы отдохнули. Вам скоро станет лучше.

После этого она взяла кольцо с ключами. Быстрый взгляд позволил ей определить, что ключ с надписью «ЭНОЛА» был опять на месте.

Новобрачная украдкой вернула его.

На полу в лифте нашлись крохотные комочки глины.

И сестра все поняла.

#

День величайшего триумфа Томаса подошел к концу, и он зашел к сестре, чтобы еще раз обсудить с ней все произошедшее в этот знаменательный день.

Комната Люсиль была настоящим вивариумом, в котором жили целые колонии насекомых. Для некоторых, которых она решала убить и засушить, комната превращалась в могильник. Почти все свободное место в ней занимало альпинистское снаряжение и острые ножи; здесь же стояли витрины с разного рода безделушками – такими, как высушенная человеческая голова с Борнео, кукла вуду из американского Нового Орлеана и бесформенные зародыши животных, плавающие в формальдегиде.

Однако ее кровать ничем не напоминала об этих странных наклонностях своей хозяйки – белье на ней всегда было свежее и душистое. Она захватила лучшее постельное белье во всем Аллердейл Холле и использовала различные травы, чтобы сохранить его белизну.

Люсиль привыкла удовлетворять свои самые необычные желания.