Княгиня стремительно покрылась красными пятнами, скосила глаза на Любимова. Тот молча кивнул.

— Так и быть. Я вас слушаю.

— Это ваше письмо?

Статский советник протянул Юрьевской листок, найденный им в тайнике Макова. Немедленно подошёл доктор, бесцеремонно вырвал у вдовы письмо и принялся его внимательно читать. Уже через минуту он сказал:

— Это не почерк Екатерины Михайловны. Вы принесли фальшивку, господин вице-директор! Что, департамент полиции опустился уже до провокирования?

— Да, это не мой почерк! — тут же подтвердила светлейшая княгиня, нагло глядя Благово прямо в глаза. — Ай-ай-ай, господин из полиции! И не стыдно вам заниматься таким грязным ремеслом? А впрочем, чего ждать от жандарма…

— Во-первых, я не жандарм. Во-вторых, в архиве МИДа упомянутый здесь протокол отсутствует, следовательно, он действительно украден. В-третьих, эксперты определённо опознали руку; это ваше письмо, княгиня! И, наконец, в-четвёртых: с экспертами согласен и государь. И он повелевает вам немедленно вернуть секретный протокол в Россию. Вот его собственноручная к вам записка.

Благово протянул Юрьевской письмо от императора. И она, и Любимов прочитали его дважды, и лица их одинаково вытянулись.

— Ваша светлость! Не наводите на себя гнев его величества; вам известен его резкий характер. Мне велено добавить на словах, что, ежели вы не подчинитесь, ваши счета в иностранных банках будут арестованы. Там есть несколько миллионов франков, происхождение которых вы никак не сможете объяснить! Немедленно верните мне протокол, иначе будет хуже для вас.

Юрьевская затравленно засеменила по кабинету, потом схватила доктора за рукав:

— Мусик, что же нам делать? Отберёт ведь, всё-всё отберёт, я его знаю!

«Мусик» нервно выдернул руку и отчеканил, глядя Павлу Афанасьевичу в переносицу:

— Это шантаж и угроза! Так-то русский император обращается со слабою женщиной, законною супругою своего отца? Тогда знайте и передайте ему: не получите вы никаких протоколов! Если он действительно здесь — представим это на минуту — то в нём заключена наша гарантия сохранения вкладов. Вот! Как только вы попытаетесь отобрать наши деньги — документ тут же окажется в Берлине. Предостерегите ваших руководителей, что это всерьёз. Пусть оставят нас в покое, а не то поднимется такая буря!

— Да! — горячо добавила вдова, — Канделябры не отдали, а теперь и кровное хотят заграбастать? А вот ему! Так и передайте!

И бывшая смолянка, ведущая свой род от Рюрика, показала статскому советнику кукиш.

— Это окончательное ваше решение? — спросил Благово у княгини, упорно не глядя на её конфидента. Но тот не собирался выключаться из беседы. Широкими шагами доктор подошёл к двери, распахнул её и скомандовал:

— Пошли вон! Так и доложите там: бумажка — наша гарантия. И уже поэтому мы её не отдадим. Никогда. Только попробуете наложить лапу на наши авуары — и протокол ляжет Бисмарку на стол!

Благово не стал более продолжать разговор. Он спустился в кабинет эконома и скомандовал Рачковскому:

— Приготовьтесь, Пётр Иванович. По-хорошему не получилось. А вы, полковник, идите и пригласите этого мерзавца сюда для приватных переговоров. Скажите: я хочу услышать сумму, за которую они согласны уступить протокол.

Расчёт Благово оказался верен: очень скоро Любимов предстал перед ним со словами:

— Давно бы так, батенька! Обо всё можно же договориться. Вы желаете знать цену?

— Ага, — ответил статский советник и что было силы ударил доктора в челюсть. Одновременно Рачковский подставил ему сзади ногу. Гигант испуганно взвизгнул и растянулся во весь рост на полу.

— Ах ты, мразь. С российским государем спорить собрался? Против ветра нужду справляешь. Вот тебе ещё!

Благово за правый бакенбард оторвал голову конфидента от пола и снова приложился от души. Любимов звонко стукнулся затылком о половицу, оставив в кулаке у статского советника клок волос.

— О как! — обрадовался Благово. — Сейчас мы из него совсем Ноздрёва сделаем!

Доктор заревел и вскочил, но Рачковский выхватил из кармана французский полицейский кастет и врезал ему с размаха по почкам. Любимов хрюкнул и упал на колени. Полицейские повалили жертву на пол и принялись безжалостно избивать её ногами…

Наконец, утомившись, Благово опять ухватил эскулапа за уже поредевшие бакенбарды и рывком поставил на ноги. Тот был деморализован, закрывал голову руками и сплёвывал кровь из разбитой губы.

— Вот что, Мусик, собачье ты говно. Выбирай прямо сейчас. Или протокол через пять минут будет у меня. Или он всё равно окажется в моей папке, но ты снимешь квартиру в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Пожизненно. Тебя доставят туда к послезавтрему дипломатическим багажом, связанного, с эфирной маской на рыле. Ну?

Вскоре Благово с Рачковским покидали особняк на рю Клебер. В бархатной папке с серебряными застёжками сыщик уносил секретный российско-французский протокол. За его спиной, во втором этаже, кто-то жалобно выл — не то комнатная собачка, не то доктор Любимов.

Ранним утром, когда было ещё темно, Лыков вышел на заиндевелый дебаркадер Николаевского вокзала. Москва… Три года назад, когда он впервые сюда приехал, Первопрестольная показалась ему столицей мира. Какие улицы! какие дома! а генералы! а кокотки! Сейчас, пообжившись в Петербурге, Алексей уже подмечал другое. Конечно, и улицы хороши, и из генералов можно взводы формировать, но — всё одно провинция. Столица там, где государь!

Бывшему нижегородцу, Лыкову в этой большой деревне, именуемой Москвой, было вполне комфортно. Он выбрал «автомедона»[83]поскромнее, закинул в пошевни чемодан и приказал:

— В Никитниковский.

В отличие от Петербурга, где все главные улицы регулярно очищались от снега и горожане даже зимой ездили в колясках, в Москве передвигались преимущественно на санном ходу. Это было приятнее и напоминало родину. Мартовский снег уже подтаивал, но по накатанным колеям пошевни летели ходко, и через четверть часа Алексей оказался на месте. Второй дом по переулку от Старой площади, одноэтажный, с крепкими дубовыми воротами, отмечала вывеска: «Мастерская ретирадников привилегированных систем». Расплатившись с извозчиком, Лыков поставил чемодан на крыльцо и негромко стукнул в ставень. Через минуту дверь распахнулась и сыщик шагнул в жарко натопленное помещение. Прошёл сразу в комнаты, сбросил шинель с барейкой и сказал:

— Здорово, Степан! Что новенького?

Высокий мужчина, гибкий, словно сделанный из гуттаперчи, хмыкнул в чёрные усы:

— Архимандрит женится, игуменью берёт!