Офицер схватился за кобуру. Таубе чуть склонил голову влево, словно удивлялся, и противник тут же поднял обе руки вверх и прошептал испуганно:

— Аман! Аман![82]

Помедлив секунду, барон спросил по-английски:

— Жить хотите?

— Я сделаю всё, что прикажете, только не убивайте меня! — обрадовано затараторил офицер, действительно оказавшийся британцем. — Я военнопленный! Мы же цивилизованные люди! Брюссельская декларация обязывает вас сохранять жизнь сдавшимся в бою!

— Ишь, как заговорил, — желчно усмехнулся барон. — Вы первые отказались ратифицировать протоколы о правилах и обычаях войны. Так что, забудь об этой бумажке. Русские, действительно, цивилизованные люди. Видишь, я стою тут с тобой ночью между линиями постов, беседую на чистом английском — и пока ещё не убил. Цени! Могу и передумать…

— Я… я сделаю всё-всё-всё. Отведите меня в штаб: я сообщу время и место прорыва гарнизона!

— Без тебя уже знаем, — махнул рукой Таубе, пряча ножи в рукава. — Иди первым. Проведёшь меня через секреты — будешь жить. И Брюссельский протокол тогда на тебя распространится. Попробуешь закричать, убежать — не обессудь…

Так они и дошли в тот раз до русских аванпостов. Англичанин на турецкой службе — его звали Хантингтон — вёл себя благоразумно и остался жив. Ещё через день Таубе в четвёртый раз пробрался в Плевну и вывел оттуда Фаврикодорова. В ночь на 29 ноября турки действительно пошли на прорыв в района Сыр-Базара. Сибирский гренадёрский полк после короткого сопротивления начал медленно отступать по долине. Обрадованный Осман-паша бросил в бой резервы. Вскоре весь гарнизон Плевны, за исключением арьергардов, вышел из укреплений и двинулся густыми колоннами преследовать гренадеров. Когда турки отошли от крепости на значительное расстояние, внезапно с трёх сторон заговорила русская артиллерия. Шрапнельный огонь большой плотности ударил по всей длине колонн, вырывая пехоту целыми взводами. Турки закричали и бросились назад, под защиту укреплений, но путь им уже перекрыла русская кавалерия. Началась резня…

Таубе наблюдал за этим боем с отдалённой высоты. Артамонов запретил ему идти в сражение. Сказал: вы своё дело сделали, пора и нам повоевать. Когда турецкие колонны во главе с раненым Осман-пашой выкинули белый флаг, штабс-ротмистр услышал за спиной странные всхлипы. Оглянулся и увидел Фаврикодорова: тот стоял и почти беззвучно плакал…

Вечером того же дня Таубе пришёл в ставку и увидел там своего «языка». В окружении свитский генералов и блестящих флигель-адъютантов Хантингтон чувствовал себя уже не пленным, а почётным гостем! Он стоял в толпе штабистов, важный, высокомерно-снисходительный, величественно отхлёбывая шампанское из бокала. Барону это очень не понравилось. Он подошёл к англичанину, крепко взял его под руку и сказал доверительно:

— Один совет на прощание, сэр. Никогда более не воюйте с русскими! Иначе мы в следующий раз таки оторвём вам башку…

Хантингтон хотел обидеться, ответить что-нибудь резкое и с достоинством. Но флигель-адъютанты все как-то боком-боком разбежались — связываться с бароном дураков не было. Англичанин заглянул в тёмные глаза разведчика, вспомнил, как черкесская кровь стекала с лезвий его страшных ножей — и стушевался.

И вот теперь, спустя пять с лишним лет, этот самый Хантингтон стоял на палубе парохода и с ненавистью разглядывал дерзкого русского. А ведь пароход-то британский, подумал Таубе. Паспорт у него на чужое имя, хороший, но фальшивый. Плохо дело… Запрут в египетский зиндан на несколько месяцев, и неизвестно, с какими болезнями оттуда выйдешь. Если выйдешь.

Таубе улыбнулся англичанину:

— Добрый день, мистер Хантингтон. Вы сели в Ибрагиме?

— Таубе, если не ошибаюсь?

— Господин Таубе. Мы же цивилизованные люди. Или уже нет?

— Вы так же развязны, что и тогда. Ну ничего, это мы сейчас исправим! Посмотрим, что вы запоёте в Порт-Саиде в нашей контрразведке. У меня там бо-о-льшие знакомства в кругах, где не любят шпионов!

— Господин Хантингтон, — укоризненно ответил барон. — Вы забыли мой добрый совет. Ай-ай-ай. Я думал, вы умнее. И не жаль вам своей глупой башки…

— Ах вы ещё и угрожаете! Здесь, мне, на нашем пароходе! Ну и наглец. Всё. Я иду к капитану.

И действительно, развернулся и ушёл. Нужно было срочно что-то делать. А что? В 1876 году хедив Египта Измаил-паша продал Англии египетский пакет акций Суэцкого канала. С тех пор вся администрация канала, включая и полицию, была британской. А год назад англичане бомбардировали Александрию и оккупировали весь Египет, отторгнув его от Турции. По всей стране британские гарнизоны. В Порт-Саиде — штаб-квартира контрразведки, страна кишит тайными агентами. В ближайшем порту на борт поднимутся полицейские и наденут ротмистру «браслетки». Из оружия у него только трость, залитая внутри свинцом. А куда сбежишь с парохода, идущего узким каналом по безлюдной пустыне? Ну и влип…

Внезапно за его спиной послышался мелодичный женский голос:

— Вы позволите?

Барон быстро поднялся с лонгшеза, снял шляпу и обернулся. Перед ним стояла под зонтиком молодая дама в лёгком муслиновом платье, черноволосая, зеленоглазая, с удивительно белой кожей. Дама села на пароход в Бомбее неделю назад. Красивая и загадочная, она путешествовала одна, только со служанкой. Звали её, как было объявлено за табльдотом, мистрис Уоррен. Она тоже плыла первым классом, но сидела от него через столик и потому барон не был ей представлен. Он любовался мисс Уоррен издали и, как ему казалось, незаметно. Первое время даже пытался изобрести способ подойти и заговорить, но в голову лезли одни банальности. Выглядеть же банальным барон не любил и оставил всё как есть.

— Простите мне мою дерзость, господин… Таубе? Я случайно подслушала ваш разговор с этим неприятным господином. Он вам угрожал? У вас неприятности?

— Я привык к ним, мистрис Уоррен.

— Польщена: вы знаете моё имя. Вы действительно шпион?

— Я русский офицер. Во время последней войны с турками я взял этого, как вы изволили выразиться, неприятного господина в плен. Фамилия его, если вы слышали, Хантингтон. Он служил тогда султану, и в момент пленения повёл себя… не совсем достойно. Это всегда неприятно вспоминать. Теперь Хантингтон хочет мне отомстить за то унижение.

— Но что он может вам сделать? Наши державы не воюют друг с другом, мы находимся на мирном пароходе.

— Я путешествую под другим именем. Я… если честно, то я разведчик.

— Теперь понятно. Быстро идём в вашу каюту, возьмёте в ней только самое необходимое — и бегом ко мне!

— Простите, что? — бестактно спросил барон, несколько опешив.

Дама топнула изящной ножкой:

— У кого мало времени, у меня или у вас?

И, схватив Таубе под руку, ринулась в коридор.