Тропки в траве напоминали потертости на старом ковре. Луга с пересекающими их каменными стенами радовали глаз. Холмистый, неизменно живописный филлорийский пейзаж с плавно меняющимися оттенками красиво укладывался в рамки лесов или гор. Гряда облаков лежала над горизонтом ровно и четко, как из бумаги вырезанная.

— Ты посмотри только, — сказала Дженет. — Как будто всему этому не будет конца.

— Да уж.

Ему по-прежнему не верилось, что такая красота может исчезнуть с лица вселенной, что это всего лишь лихорадочный румянец умирающего мира.

С яркого солнца они въехали в сумрак Темного леса, где оказались во время первого посещения Филлори. Здесь, в отличие от Леса Королевы, разумом обладали не все деревья, а разумные предпочитали одиночество и не придерживались активной гражданской позиции.

Путники, желая символично замкнуть круг, провели утро в поисках точного места своей давней высадки. Там, помнится, было часовое дерево и овражек; король с королевой начали спорить, и у них испортилось настроение. Они не смогли найти даже таверну Двух Лун, куда зашли когда-то перекусить.

На следующее утро они снова выехали из леса на Часовые Пустоши, оказавшиеся огромной плоской равниной с редкой и чахлой порослью — самые высокие деревья едва доходили до пояса. Лес-бонсай, так сказать. Пустоши начинались сразу за лесом без какой-либо переходной зоны. Одна из особенностей Филлори, напоминающего рельефную карту.

Элиот еще ни разу не посещал Пустоши — как-то незачем было. Хорошо, что хоть теперь выбрался, потом поздно будет. Пустоши он, скорее всего, видит в первый раз и в последний. Сколько еще в Филлори мест, которые он никогда не видел и никогда уже не увидит?

— Вот, значит, какие они. — Слова порой ему изменяли.

— Я думала, они как-то… почасовее будут. — Дженет показала на ближайшее деревце топорищем без лезвия.

— Я тоже.

— Может, мы просто неправильно смотрим и сверху они типа гигантских часов.

— Непохоже что-то.

Тропинок здесь не было, да они и не требовались — редко растущие деревца вполне позволяли проехать. Элиот боролся с паникой и необходимостью срочно предпринять что-то. Шел шестой из назначенных Дженет дней, и этот недельный срок начинал казаться непререкаемым, как будто установился сам по себе.

Цель у них была, но не сказать чтобы очень определенная. Они ехали незнамо куда, ища незнамо чего, и ускорить процесс никакой возможности не было — если это вообще могло называться процессом. Чистое донкихотство или даже субдонкихотство.

Королевство за ветряную мельницу.

— Ночью меня посетила идея, как спасти мир, — сказала Дженет. — Совсем забыла про это, только сейчас вспомнила. Сказать?

— Конечно.

— Надо поохотиться на Белого Оленя, как Квентин. Поймать его или подстрелить, как там полагается. Тогда он должен будет исполнить три наших желания. Пожелаем, чтобы Филлори жило вечно, и дело с концом. Шалость удалась.

Элиот молчал.

— Ну признайся же…

— Да. Это то, что нам надо. Думаешь, олень способен исполнить такое желание?

— Без понятия, но попытаться-то стоит.

— Определенно. Мы сделаем это. Кровь из носу.

— Притом после спасения мира у нас останется еще два желания, по одному на нос. Ты чего хочешь?

— Вернуть Квентина.

— Ну, тогда я отправлю его обратно, — засмеялась она. — Псих же полный!

Вечером им пришлось выжечь на земле круг, чтобы поставить палатку. Деревья оказались огнеупорными и поразительно твердыми, но когда их все-таки подожгли, вспыхнули как ракетное топливо, посылая в ночное небо огненные фонтаны и запечатлевая их на сетчатке. Это создало праздничную атмосферу, вроде как на Четвертое июля, и путники допили остатки вина. После пары бутылок Дженет предложила устроить широкомасштабный лесной пожар — круто же. Элиот счел за лучшее воздержаться: с этим успеется и после спасения мира. Они вернутся сюда и подожгут Часовые Пустоши.

Наутро, в день седьмой, они увидели на горизонте купу деревьев нормального, не бонсайского, вида. С близкого расстояния стало видно, что деревья растут кольцом вокруг дома, стоящего посередине.

— Это что, тоже пустошь? — поинтересовалась Дженет. — Часовая или сама по себе?

Деревья были, все до одного, часовые — странное и очень красивое зрелище. Элиот никогда не видел больше одного разом, а Квентин предполагал, что во всем Филлори только одно и есть: просто оно перебегает с места на место, когда за ним не следят. Но тут их насчитывалось двенадцать, и все разные. Корявый дуб, стройная березка с квадратным циферблатом, корабельная сосна, несусветной толщины баобаб.

Домик, правильный куб под крутой галечной крышей, был сложен из светлого камня, привезенного, как видно, издалека.

— Это уже Гензель и Гретель, — сказала Дженет.

— Вот только домик не пряничный.

— Ну, ты же понимаешь, о чем я.

Элиот понимал: все это походило на волшебную сказку.

На их стук никто не ответил. Обойдя дом, они увидели работающую в огороде старушку — видимо, проживающую здесь ведьму. В длинном коричневом платье, с седыми волосами, связанными в девчоночий хвостик. При виде незнакомцев она поднялась с колен; на лице ее, добром и приветливом, проглядывало и некое озорство.

— Многая лета верховному королю. И королеве Дженет, конечно.

— Здравствуйте, — сказал Элиот. — Извините, что мы вот так на вас сваливаемся.

— Вовсе нет, я вас издалека еще видела. — Она нагнулась поправить плетеную корзину, которой накрыла горошек. — Вы ведь не скрытничали, деревья вон подожгли. Знаете, как я догадалась, что это вы?

— Короля с королевой многие знают в лицо, — предположила Дженет.

— Ведьма я, потому и догадалась. Тоже знаменитость своего рода. Джейн Четуин, известная также как Часовщица.

— Джейн Четуин, — повторил Элиот с чувством, близким к благоговению.

— Да. Наконец-то мы встретились.

Это верно, что она знаменитость. Еще какая. Одна из пятерки детей, проникших в Филлори первыми, она долго потом донимала королевство как Часовщица. Это она с помощью волшебных, управляющих временем часов организовала филлорийское путешествие Элиота с друзьями и устроила им роковую встречу с Врагом, бывшим раньше ее братом, Мартином Четуином.

— Может быть, мы должны вас называть Часовщицей?

— Нет, Джейн вполне подойдет. Часовщицей я давно уже перестала быть.

— Я вас представляла кем-то вроде фотомодели, — сказала Дженет.

— Это вы Квентина наслушались. Пойдемте-ка в дом, попьем чаю.

Вылизанный до блеска домик Джейн попыталась обставить в стиле «между войнами», запомнившемся ей с детства. Странно, что она, так стремившаяся уйти из реального мира, с такой тщательностью воссоздала его здесь. Поставив на плиту чайник, она мановением руки зажгла голубой огонь — откуда у нее газ?