– У нее ребёнок, если ты забыл. И… мы все успели до ночи, – Макар цедит слова, словно они состоят из пластилина – натужно, неестественно, избегает моего направленного взгляда. Он лжет, без объяснений понимаю я… Лжет, как обиженный, отвергнутый подросток.

– Мы идем в парк, Истомин. У меня серьёзные намерения.

Вот и все… Мир словно сжимается вокруг меня, превращаясь в железные обручи: Америка, Олеся, папа… Макар, Джозеф. У моих обручей много витков. И каждый из них норовит сдавить побольнее. Ответственность опускается на меня невидимым, но ощутимым облаком, сдавливает грудь так, что больно дышать… Пора принимать решение, Тема. И пусть Вера решает сама, что ей нужно от жизни… Отвергнет, скажет мне в лицо, что я циничный мажор, неспособный любить…

Весь день мне звонит Олеся… Сбрасываю ее звонки, не желая выяснять отношения сейчас. Пишу какую-то чепуху про занятость и задания отца, стремясь отложить разговор на потом. Только не сегодня… Похоже, отец замечает мои подавленность и задумчивость, но умело сдерживает желание расспросить с пристрастием.

Макар демонстративно собирается на свидание, рассказав об этом всем, кому не лень. И его восторженные речи сбрасывают с моих плеч невидимый шлейф спокойствия и уверенности. Что, если… Проклятое «если»! Наверное, его не было, если… бы я был умнее и настойчивее. Или увереннее в себе.

Приезжаю в пустую квартиру, чувствуя, как плавно утекает время. Ленивое, как крошка Сильвия, оно не торопится приближать нашу встречу. Наверное, я ее упустил… Мою девочку… Признание звучит звонко и естественно, как острый клинок, со свистом разрезающий воздух. Я брожу в пустой квартире, как никогда ощущая тесноту стен и низость потолков. Мне плохо без нее, душно, больно, невыносимо… Хватаю телефон, чтобы позвонить и вернуть ее домой, ощущая невыносимую, беспробудную тоску. А потом Вера приходит… Тихонько отпирает замок, принося с собой запахи моря и ночных фиалок. Смотрит с нескрываемой болью – так смотрит брошенный или глубоко несчастный человек.

– Где Настенька? – выдавливаю хрипло, не желая пугать Веру своей порывистостью. С трудом сдерживаю желание коснуться ее нежной пылающей щеки и заправить выбившуюся из хвоста прядь.

– У Розы Петровны.

Мы так и стоим посередине прихожей, набираясь смелости для первого шага. Не знаю, кто его все-таки делает… Наверное, я. Прижимаю ее к груди, вмиг почувствовав, как расправляются легкие, заполняясь кислородом, как гулко пульсирует в висках кровь и бьется в груди сердце. Оказывается, оно у меня есть…

– Верочка, не говори нет… Пожалуйста, я так хочу.

– Не скажу, – шепчет она, отдаваясь на поруки нашему общему желанию.

Мне никогда не было так хорошо… От осознания, что все между нами случилось кружится голова. Это бесподобно – чувствовать вкус ее губ, аромат кожи и волос, горячее дыхание, обжигающее висок, слышать ее короткие стоны, когда она достигает пика удовольствия. Познавать ее, так и не решаясь сказать три важных слова. Меня хватает только на короткое: «Я хочу тебя в своей жизни». И я не вру… Хочу, как никогда и никого не хотел в этой жизни.

– Артем, ты уверен? – шепчет она, принимая меня. Обвивая руками, ногами, позволяя проникнуть под кожу… – Мне так страшно.

– Вер, ты будешь смеяться, но у меня чувство, как будто у нас что-то было раньше, – прижимаю ее к груди, встречаясь с блестящим взглядом. Ночь повесила лунный серп прямо возле нашего окна, нежно обрисовывая ее пухлые приоткрытые губы серебристым светом. Вера как будто цепенеет от моих слов. Напрягается и выскальзывает из объятий. – Вер, прости, я сказал глупость. Извини, я…

– Ладно, мажор, – улыбается она и легонько толкает меня в грудь. Садится сверху, демонстрируя залитые лунным светом прелести. – Придется тебя наказать за неосмотрительность.

– Накажи, Каланча. Ой…

– Да ладно, я уже привыкла. Артем… – она склоняется к моему лицу, щекоча волосами горячую кожу.

– Ты нужна мне, Вер. Пожалуйста, поверь. Давай попробуем? Дай мне шанс.

– Х-хорошо. Давай. Мне так страшно, мажор. Как будто завтра все развеется, как туман… Или сон.

– Не накручивай, глупышка, – притягиваю ее к груди и целую в губы. – Я тебя не отпущу.

Она засыпает, доверчиво прижавшись к моему плечу. Дышит чуть слышно, а я ловлю ее дыхание, как дурак и сам задыхаюсь от орущего внутри счастья. Оно, как пьяный гость на свадьбе шумит и балагурит, не давая сердцу покоя. Не могу уснуть. Глажу ее нежную кожу, волосы, боясь сказать, как сильно люблю…

На тумбочке вздрагивает вибрацией телефон. Открываю сообщение, похолодев от ужаса. Вера права. Все скоро развеется. Уже разрушилось, не успев начаться… "Я беременна", – сообщает Олеся.

Вера.

«Вера, Верочка, моя хорошая, родная…», – только от воспоминаний о его словах, произнесенных севшим голосом, замирает в груди. Зажмуриваюсь и глубоко вздыхаю, пытаясь изгнать поселившееся в воздухе романтическое облако. Слишком уж его много… У нас была сумасшедшая ночь – страстная, безрассудная, счастливая. И я счастлива… Так, что захватывает дух и свербит внутри, как жучок-короед. Лечу… Танцую… Улыбаюсь… Радуюсь миру, людям, торопливо идущим к морю с надувными кругами наперевес. Через окно квартиры мажора они кажутся муравьями. Господи, Верка, неужели это ты? С тобой он вытворял всю ночь невообразимые вещи? Тебя целовал и ласкал, кусал, трогал и… Хм, пожалуй, подробности можно опустить. Широко распахиваю шторы и здороваюсь с утренним солнцем. Кажется, и оно мне улыбается в ответ. Возле ног трется крошка Сильвия, требовательно мяукая. Прикрываю двери кухни и кормлю любимицу. Пока Артем спит, решаюсь приготовить что-то особенно вкусное. Например, творожную запеканку с изюмом. По-моему, потрясающее блюдо – Артему должно понравится. Видел бы он сейчас меня! Я порхаю, как бабочка, глуповато улыбаюсь и все роняю. Нет, на работу мне точно нельзя идти! Я там все ящики с овощами перебью! А Ада Васильевна меня тотчас вышвырнет. Хорошо, что смена начинается после обеда – успею к тому времени успокоиться.

Старательно мешаю творог с яйцами, добавляю сахар, изюм, распахиваю холодильник, чтобы достать молоко, наклоняюсь и… Чувствую горячие крепкие ладони, уверенно сжимающие бедра.

– Ай! Мажор, ты меня напугал! Ты крался, что ли? Я и не заметила, как ты вошел.

– Верочка… Хорошая моя, – он стискивает меня в объятиях и часто-часто дышит в макушку. – Я… Я так скучал.

Он так и не сказал мне «люблю»… Да я и не ждала. Помутнение рассудка, страсть, соперничество с Макаром – чем я только не объясняла поведение Артема, только не любовью. Наверное, я слишком не люблю себя, чтобы поверить в чужие чувства… Неуверенная, скованная, закомплексованная девчонка – вот кто я.

– Я безумно скучал, – шепчет он, как-то странно разглядывая меня. Словно хочет все-все запомнить – выбившиеся из хвоста пряди, чуть испачканную ванилином щеку, блеск в моих пьяных от счастья глазах, гладкость зацелованных губ, биение жилки на виске. Все… Отпечатать в памяти мой образ, как клеймо.