— ходить она не могла — и осторожно положили на смотровой стол. Вскоре кабинет заполнился: девочки стояли позади мадемуазель Кох, теперь молчаливые и испуганные.

— Ее надо отвезти в больницу, — осмелилась прошептать одна из них.

— Молчать! — приказала старшая надзирательница, стараясь овладеть ситуацией. — Доктор знает, что делать…

Не обращая внимания на панику окружающих, с непроницаемым видом мужчина взял из аптечки два флакона, шприц, марлю и попросил мадемуазель Кох помочь ему.

— Мне придется ввести ей обезболивающее внутривенно. Убирайтесь все немедленно! Мне тут истерички не нужны.

Пансионерки покорно потянулись к двери. Мадемуазель Кох подталкивала их за плечи, чтобы ускорить движение, и закрыла дверь.

Доктор подошел к Дениз, корчившейся на смотровом столе. С полузакрытыми веками, искаженными огнем, пожиравшим ее тело, слова доктора она слышала как сквозь вату:

— Я собираюсь сделать вам укол, постарайтесь не двигаться.

Дениз едва почувствовала прикосновение тампона к коже. Боль утихла не сразу, но руки расслабились и онемели.

— Раны выглядят очень серьезными, — сказала мадемуазель Кох удрученным тоном. — Вы уверены?..

— В чем? — раздраженно спросил врач.

— Может, все-таки стоит вызвать скорую помощь?

— В больнице не сделают ничего такого, чего я не могу сделать здесь. Хотите поучить меня моему ремеслу, мадемуазель?

— Конечно нет! Прошу меня простить, доктор.

Дениз утратила способность следить за разговором. Лекарство растворилось в крови, и на глаза ей опустилась густая темная пелена.

* * *

Она проснулась вялой. Рука и половина груди были замотаны широкими бинтами, придавая ей вид мумии. Из одежды на ней оставили только белые трусы, а простыню натянули до талии. Боль притупилась, но словно навсегда поселилась в теле, спрятавшись в порах кожи. От тела исходил изнурительный жар, кровь сильно стучала в висках. Дениз попыталась подняться, оперлась на руку и застонала от боли. Кабинет был пуст, дверь осталась приоткрытой. У девушки закружилась голова, она снова откинулась на спину и сделала глубокий вдох.

Через несколько минут вернулся доктор.

— Пришли в себя? — спросил он для проформы.

Она посмотрела на бинты и натянула упавшую простыню на тело.

— Мне больно…

— Знаю. И так будет довольно долго. Зрелище не из приятных…

За исключением дня приезда и обязательного ежемесячного осмотра, Дениз не имела дела с этим человеком. Он был столь же холоден, сколь и непроницаем, столь же сдержан, сколь и неприветлив. Каждый раз, оказываясь в его присутствии, она чувствовала себя неловко. Не оскорбленной и униженной, как у директора, а не в своей тарелке — и это смущение было тем более неприятным, что она не понимала его причины.

— Я выпишу вам обезболивающие, но вы должны будете строго соблюдать дозировку. Зависимость от подобных препаратов возникает очень быстро. Никаких физических усилий в ближайшие дни. Всё поняли?

— Да.

— Я буду менять вам повязки каждый день. Завтра посмотрим, как все будет развиваться.

Он на мгновение умолк, пристально посмотрел на нее и добавил:

— Мадемуазель Кох принесет вам новую одежду.

* * *

Теперь Дениз лежала рядом с Ниной. Очутившись в большой пустой спальне среди дня, она испытала странное чувство: это место, лишенное ночных теней и тяжелого дыхания других девушек, показалось ей почти приятным.

— Сильно болит? — спросила Нина.

— Терпимо, — ответила Дениз, хотя ожоги терзали ее ежесекундно.

— Не представляешь, как мне жаль…

— Жаль чего?

— Что меня там не было…

— Не говори глупостей! Ты ничего не смогла бы сделать.

— Зачем использовать такие опасные химикаты? Обращаются с нами, как с собаками…

Дениз понизила голос, хотя их никто не мог услышать:

— Ты права, и именно поэтому мы должны быть готовы уйти в самое ближайшее время. Я поговорила с Маркусом: он согласился помочь.

— Ты уверена?

— Да, я сделала все необходимое.

— В каком смысле? Что ты пообещала взамен?

— Ничего, на что не чувствую себя способной.

Поняв, Нина отвернулась.

— Тебе лучше уйти без меня.

— О чем ты?

— Посмотри, в каком я состоянии! Сделаю десять шагов и рухну…

— Сегодня — да, силы к тебе вернутся. Я дала тебе слово и не хочу к этому возвращаться.

— Почему ты такая добрая?

— Не говори глупости. Я плохой и эгоистичный человек…

— Да как ты можешь?!

— Дурные люди тоже бывают жертвами…

Они одновременно взглянули в окно на тучу: она разошлась, как занавес, и пропустила в спальню солнечный луч, в котором плясали пылинки.

— Мы не расстанемся? — спросила завороженная светом Нина.

— Нет. Мы не расстанемся.

* * *

На следующий день бинты приобрели зловещий коричневатый оттенок. Дениз страдала, как мученица на костре. Таблетку, которую дал ей врач, она проглотила вечером; ее действие быстро прошло, и всю ночь она корчилась на кровати, стиснув зубы, чтобы не стонать.

Увидев повязку, мадемуазель Кох с трудом скрыла панику. Она приподняла ее, увидела кожу в волдырях и трещинах и пробормотала:

— Ну что же… Ладно…

Дениз впервые почудилось во взгляде женщины подобие сострадания.

У доктора возникли какие-то проблемы, он должен был появиться позже, и Дениз пришлось ждать помощи в спальне в компании Нины, где их навестил директор.

В тот час, когда девушки завтракали, наконец пришел Далленбах. Раздеваясь в его кабинете, Дениз услышала, как он в коридоре обменялся несколькими словами с надзирательницей: «Все будет в порядке. И не беспокойте меня…» Он запер дверь, собрал в лоток все необходимое, а когда повернулся к девушке, Дениз увидела у него в руке шприц и схватилась за края смотрового стола.

— Снять повязки будет трудно, вы можете почувствовать сильную боль. Я должен сделать вам обезболивающий укол, иначе ничего не получится.

Дениз напряглась, когда он приблизился, положил шприц на стальной поднос и начал разматывать прилипший к ее руке бинт. Девушка закричала: ей казалось, что он сдирает с нее кожу, а не бинт.

— Прекратите!

— Я вас предупредил. Помогите мне, мы справимся только вместе.

Дениз закрыла глаза и постаралась больше ни о чем не думать, пока он делал укол. Лекарство подействовало быстрее, чем накануне. Ноги и руки стали ватными; она соскальзывала в темноту, чувствуя, что впадает в глубокое оцепенение, и попыталась бороться: врач ведь обещал избавить ее от боли, а не оглушить… Она открыла глаза, но увидела лишь смутный силуэт сидящего на стуле мужчины.

— Я… я не понимаю, что…

— Расслабьтесь. Все будет хорошо.

Сознание уплывало. Дениз накрыла тьма.

8

— Что происходит, Дениз?

Девушка неподвижно просидела на кровати добрых четверть часа, уставив глаза в потолок и не произнеся ни слова.

— Ничего. Я просто устала.

Нина с трудом поправила подушки за спиной и повернулась на бок.

— Я же вижу, что это не так. Ты беспокоишься за наш план? Думаешь, мы