Механик подошел к нему вплотную.

– Просили вам передать, если качество работы устроит, то, что взяли, нужно оставить здесь.

Антон кивнул головой, и они вернулись в кабинет. Мужчина вытащил из-под стола небольшой металлический ящик с замком:

– Вот, специально оставили.

Антон вынул из-за пояса пистолет и кинул на дно ящика.

– Ни фига себе, – удивленно протянул механик и испуганно посмотрел на Филиппова.

– А ты что, думал, я сюда куклу Барби положу?

Не прощаясь, он развернулся и направился к машине.

«Пусть теперь этот мудак стреляет из него на здоровье», – злорадствовал он, думая о хозяине пистолета. Этой ночью у себя в гараже при помощи газовой горелки, мощных тисков, зубила и кувалды он так деформировал ствол, что при выстреле его просто-напросто должно разорвать.

* * *

Вернувшись на квартиру Пешехоновой лишь под утро, Малахов, едва войдя в прихожую, по запаху сигаретного дыма догадался, что Наталья не спит.

Он обнаружил ее на кухне. Она сидела на стуле с высокой спинкой боком к нему, подобрав под себя ноги. Пешехонова не сменила положения и даже не повела бровью при его появлении.

Ему тоже не хотелось ни о чем говорить. Взяв из холодильника бутылку минералки, он прошел в гостиную и, усевшись в кресло, отхлебнул прямо из горлышка.

С того момента, как Андрей, накинув на связанные руки Навродского пиджак, вывел его отсюда, ничего не изменилось.

Стол был не убран, а стул продолжал лежать на прежнем месте.

– Ты издевался над ним, прежде чем убить? – Голос Наташи заставил его вздрогнуть.

Она стояла в дверях бледная как мел, с ничего не выражающим взглядом. Почему-то волосы и платье у нее были мокрые.

За какое-то мгновение у него перед глазами пронеслось несколько часов прошедшей ночи.

Спустившись вниз к машине, Навродский, воспользовавшись тем, что Андрей полез в карман брюк за ключами от машины, ударил его ногой в голень и бросился бежать. Но через несколько метров, споткнувшись обо что-то, упал. Превозмогая боль, Андрей подбежал к нему и несколько раз пнул по лицу, после чего, забросив на заднее сиденье машины, выехал со двора.

Время было позднее, а освещение во дворе недавно построенного дома было еще не налажено, поэтому Малахов не опасался, что какой-нибудь запоздалый полуночник разберется в происходящем и запомнит какие-либо детали.

Навродский пришел в себя уже привязанный одной ногой к огромной сосне, другой к джипу.

– Рассказывай, – присев перед ним на корточки, потребовал Андрей, осветив его лицо фонарем, – кто еще с тобой работал и для кого собирали информацию?

– Я просто приезжал к Наташе, – едва слышно ответил тот.

– Как знаешь, – пожал плечами Малахов и вернулся в машину.

Сев за руль и отпустив ручной тормоз, работая только ножным, он, не заводя двигателя, скатился под горку, натянув трос.

Раздался вскрик.

Затормозив, вновь вышел из машины и подошел к Навродскому.

Сыщик тяжело и часто дышал. От неимоверного напряжения на шее и лбу вздулись вены.

– Будешь молчать? – Малахов ткнул фонарем ему в грудь.

– Я все сказал, – едва слышно просипел Геннадий.

Андрей опять сел в машину и повторил манипуляцию с тормозами, на этот раз скатив машину на несколько сантиметров.

Это повторялось до тех пор, пока Навродский не оказался в положении гимнаста, делающего шпагат. Он несколько раз терял сознание, тогда Малахов заводил машину и сдавал назад, чтобы тот передохнул.

В конце концов, подойдя в очередной раз к Геннадию, Малахов обнаружил его мертвым.

Вне себя от ярости, он рванул машину на скорости вперед. Звук рвущейся материи, связок, мышц и выворачиваемых костей был слышен даже в салоне, при работающем на полных оборотах двигателе…

– Он ничего не сказал, кроме того, что любит тебя.

– Какая я дрянь, – Пешехонова медленно сползла по стене на пол, – и ты тоже…

– Хватит мне мораль читать. – Поднявшись, он подошел к ней и, взяв за локоть, заставил встать на ноги.

Андрей завел Наталью на кухню и усадил на то самое место, где застал ее, когда вернулся.

– С Бобром придется повременить. – Он поставил перед Пешехоновой рюмку и плеснул в нее коньяка. – Нам сейчас нужно узнать, насколько далеко зашел этот доморощенный Пуаро в своих расследованиях, а самое главное, кто еще мог быть в курсе его дел. В противном случае можно оказаться за решеткой.

Наталью била нервная дрожь.

– Может, он правду говорил? – Она залпом осушила рюмку. – Только почему скрыл свое настоящее имя?

На следующий день Малахов опоздал на работу почти на час.

Он не проспал, просто замена колес с другим протектором заняла гораздо больше времени, чем он предполагал. Однако это не особо его беспокоило.

Наверняка Бобров не будет ворчать из-за такого пустяка, когда узнает, чем закончилось выяснение личности Навродского и к каким последствиям могла привести его дальнейшая деятельность.

Естественно, Андрей не собирался рассказывать об истинных причинах, толкнувших сестру босса пойти на контакт с сыщиком.

Как и следовало ожидать, Бобер сглотнул наживку.

Внимательно выслушав Андрея, он несколько минут сидел с задумчивым видом, барабаня по столу пальцами.

Несмотря на внешнее спокойствие, Малахов чувствовал: Бобер сильно напуган.

– Может быть, под видом клиента отправим кого-нибудь из толковых парней в «Туман»? – осторожно предложил Малахов, которому надоело сидеть, наблюдая, как Бобров пытается сосредоточиться. – Представится бизнесменом, скажет, что нужно понаблюдать за супругой…

– Это ничего не даст. – Бобров потер переносицу. – Там серьезно относятся к чужим секретам.

– Я понимаю, – согласился с ним Малахов. – Но хотя бы узнать, кто там работает, сколько сотрудников, где живут…

– Человека, который помогал этому уроду, мне уже удалось установить. – Александр Михайлович, самодовольно посмотрев на своего зама, скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. – Знаю и его адрес, и машину. Поэтому ты сейчас встреться с Лузиным, я ему позвоню и объясню, какая информация тебе нужна, а потом с ним и Волынкиным подъезжайте в ресторан.

* * *

Регина, закончив купать Олега, завернула его в огромное махровое полотенце и, взяв на руки, направилась в комнату.

Антон уже успел распаковать чемоданы и разложить вещи в бельевом шкафу.

Весь сегодняшний день он был неразговорчив и в основном отвечал лишь на вопросы, одновременно о чем-то напряженно размышляя.