– Совершенно неважно, что чуть ли не четверть этих полотен уже продана, – сказала она. – Выставки для того и устраивают, чтобы получить больше заказов.

– Нам надо предложить галерее гравюры по ним.

– Это мы обсудим. А теперь – десерт!

Сара убрала тарелки и вернулась с серебряным блюдом, на котором дымилось нечто загадочное.

– Пахнет бананами!

– Бананы и есть. Наши самые первые. Для тебя берегла. А Питеру в Адмиралтействе достался лимон, – она сказала это таким тоном, будто получить его там – самое обычное дело. – Милый Джеймс «Мыльные пузыри»[5] ему дал. Так любезно, правда? Вот мы и приготовили жареные бананы с коричневым сахаром и лимоном!

Бананы были восхитительны. Она почти не ела, и это означало, что ему перепадет вторая порция.

Но когда они вернулись в гостиную пить кофе перед камином и мать снова устроилась на диване, атмосфера изменилась. Она начала с расспросов о своем внуке, которого «не видела уже давным-давно».

– Себастьян? Он в порядке. Говорит уже довольно хорошо. Как и должно быть, полагаю, – ведь ему скоро три. Сказать няне, чтобы привела его к тебе на чай?

– Обязательно милый. – Она взялась за свою вышивку. И через минуту легким тоном спросила: – А как Луиза?

– У нее все хорошо. Читала на прошлой неделе какие-то стихи для Би-би-си, была в восторге.

– А чем еще она занимается?

– О чем ты, дорогая?

– Ну, не два же последних месяца ей понадобилось, чтобы однажды прочесть несколько стишков. У меня она не показывалась с Рождества.

– Понимаешь, ты запугала ее.

– Не понимаю. И нет, я ее не запугивала – она недолюбливает меня. – И прежде, чем он успел возразить, добавила: – Недолюбливает за то, что я вижу ее насквозь.

– Мама, дорогая, что ты этим хочешь сказать?

Она отложила вышивание и пристально посмотрела на него.

– Я долго решала, стоит заводить с тобой этот разговор или нет. Но ведь у нас никогда не было секретов друг от друга, верно?

– Конечно, не было, – поспешно и неискренне подтвердил он.

– Конечно, нет.

Единственные свои секреты, которые касались его, она хранила исключительно ради его блага.

Очередная пауза отяжелела от невысказанного.

– К сожалению… как бы выразиться? Крошка Луиза вела себя очень скверно.

– Ох, мама, я знаю, ты недовольна ею как матерью, но ведь она еще так молода…

– Но достаточно взрослая для непростительных поступков.

– О чем ты говоришь?

Тут все и открылось. Луиза была неверна ему. Когда он возразил, что с бедным Хьюго она не спала, он точно знает, – смерть Хьюго как-то приглушила в нем гнев, вызванный этим романом, – она воскликнула:

– Нет-нет, это было уже после Хьюго, когда он возил ее в Холихед, там она познакомилась с каким-то офицером флота и потом встречалась с ним в Лондоне. Она назвала его имя, и он узнал его.

– Но откуда ты знаешь, была ли она…

– С ним в связи? Дорогой мой мальчик, их видели однажды вечером входящими в какую-то квартиру, а затем выходящими из нее – порознь – следующим утром. – И она продолжила: – Насколько мне известно, все это, возможно, продолжается до сих пор.

– Я точно знаю, что нет. Рори женился восемь месяцев назад. Нас приглашали на свадьбу.

Но она не на шутку шокировала его. Уже во второй раз: после злополучной истории с Хьюго он думал, что такого больше не повторится.

– О, милый, я вижу, как ты потрясен. Я так сожалею. И страшно зла. Чем ты все это заслужил?

– Только Богу известно. А мне – нет.

Она протянула ему руку, он схватился за нее. Воспоминания о том, как равнодушна и холодна была Луиза в постели, о чем он раньше никогда не задумывался, теснились в голове.

– Все кончено, что бы там ни было, – наконец с трудом выговорил он.

– Что кончено?

Услышав ее резкий тон, он вскинул голову.

– Все это – связь. С Рори. Они переселились в Корнуолл.

– А-а.

– А ты о чем подумала?

– Что ты говоришь о чем-то другом. Неважно.

– Она… ходила к тому врачу. К психиатру.

– Ходила? И бросила?

– На прошлой неделе. Не знаю почему. Но говорит, что туда ее больше ничто не затащит.

– Почему бы тебе не поговорить с ним?

– Не понимаю, какой в этом толк. Однажды я уже встречался с ним и, признаться, не впечатлился. – Его тревожили ее недавние слова. – Мама, но скажи на милость, ты-то откуда знаешь про Рори – про квартиру и так далее?

– Да просто услышала от кого-то, дорогой. Теперь это уже неважно. Если что и важно, так это твое счастье и благополучие. И Себастьяна, конечно. Я всерьез беспокоюсь за него. Луиза не просто плохая мать, она вообще не мать.

И вдруг ее прорвало:

– Ох, милый мой Мики! Я не перестаю корить себя. Мне кажется, это я во всем виновата.

– Глупости, мама. Не ты заставила меня жениться на Луизе, я сам захотел.

Но не договорив, он вдруг понял, что попался в одну из ее маленьких ловушек.

– Но я тебя не отговаривала. И теперь страдать вынужден ты. Я-то думала, она просто слишком молода и податлива. Откуда мне было знать, что она станет настолько эгоистичной, занятой только собой?

– Да будет тебе! Не все так плохо. Ты же помнишь, каким скверным стало наше начало. Я почти не бывал дома, был всецело поглощен своим судном. Теперь я понимаю, что она пережила.

– У нее был Себастьян.

– Да, но… она не хотела заводить ребенка так сразу.

– Неслыханно! Тебя могли убить, и осталась бы она без сына!

– Не все такие матери, как ты.

Небольшие часы на каминной полке мелодично пробили три.

– Боже! Мне пора, дорогая. У меня еще один сеанс.

Он наклонился поцеловать ее, она привлекла его к себе.

– Мики! Я хочу, чтобы ты знал одно: какое бы решение ты ни принял, я всячески поддержу тебя. И если оно будет касаться Себастьяна, тем лучше. – Она впилась в него взглядом проницательных глаз, цвет которых он однажды назвал аквамариновым. – Не забывай об этом, ладно?

– Нет, конечно, не забуду. – В этот миг он снова чувствовал себя уютно окруженным ее любовью.