Ксения Павловна ничего мне о нем не говорила, упомянула лишь, что у него непростой характер. Возможно, так оно и есть, но отчего-то мне поведение Эжа слегка напоминает ухватки мальчиков-мажоров, которых несколько раз каким-то чудом заносило в нашу больницу. Помнится, эти парни были уверены, что им принадлежит весь мир, и вели себя соответствующим образом. Как бы то ни было, ясно одно, что этот молодой человек уже вышел из возраста юных лоботрясов, и к тому же избалованному мажору нечего делать в этих местах.

Эж спал беспокойно, постанывал, метался… Положив руку ему на лоб поняла, что молодого человека лихорадит. Все правильно, при таком-то ожоге следовало ожидать подобного. Накрыла больного его же рубахой — все равно одеяла в этой комнате не имелось. Поколебавшись немного, снова налила в кружку воды, и плеснула туда аптекарского снадобья из бутылки — может, это зелье все же несколько облегчит боль от сильного ожога и сон будет более спокойным. Заодно то и дело смачивала повязку на руке Эжа, поила его водой из кружки, а еще положила на лоб мужчины влажную ткань — увы, но это все, что я могла сделать в данный момент.

Не знаю, сколько прошло времени, но по моим прикидкам уже должна быть глубокая ночь. Пожалуй, мне тоже пора спать, только вот топчан не очень широкий, и нам вдвоем там будет тесновато. К тому же я могу случайно задеть его рану, и не хочется даже думать, какую боль это может причинить Эжу. К тому же я несколько старомодна, и пристраиваться на ночь под бок к молодому человеку, которого я знаю всего несколько часов — подобное мне не по душе. Ладно, можно поступить проще — легла на пол возле топчана, свернула свою куртку и сунула ее себе под голову. Конечно, неудобно, но одну ночь можно перетерпеть. К тому же на полу я буду время от времени просыпаться, и потому могу следить за тем, как чувствует себя Эж.

Я уже почти заснула, когда внезапно услышала неприятный скрип снаружи — словно некто царапал по стеклу чем-то острым. Сердце испугано забилось, но чуть позже я успокоилась — ничего, окно закрыто надежно, в комнату никто не проберется. Царапанье продолжалось минут пять, и все это время я думала о том, что, оказывается, даже в больших городах по ночам нет полного покоя — не просто же так и здесь на ночь крепко-накрепко закрывают окна и двери… Когда же неприятные звуки смолкли, я еще долго лежала, вслушиваясь в тишину, и лишь потом забылась тревожным сном.

Утром мы проснулись оттого, что в нашу дверь забарабанили.

— Что такое?.. — спросила я, протирая глаза ото сна, и пытаясь сообразить, где нахожусь.

— Хозяйка просила передать, чтоб вы не задерживались… — раздался голос служанки. — Сказала, что оставила вас только до утра, а оно уже наступило.

— Понятно… — отозвалась я. — Передай, что мы и сами медлить не будем.

Служанка ушла, а я раскрыла ставень на окне. Так: солнце уже встало, за окном слышен шум города, значит, и нам здесь задерживаться не стоит.

— Если не ошибаюсь, нас просят на выход… — усмехнулся Эж, осторожно потягиваясь на топчане. — А я еще я понял, что твое появление — это не ночной кошмар, и отныне мне поневоле придется иметь дело с тобой.

— Твоя деликатность произвела на меня должное впечатление… — отмахнулась я. За время работы в больнице мне поневоле пришлось усвоить, что больные иногда позволяют себе грубость, а травма у Эжа достаточно серьезная, так что спишем его нелюбезное обращение на нездоровье.

— Ты что, на полу спала?.. — мужчина только что увидел смятую куртку на полу, которую я использовала вместо подушки.

— А чем плохо?.. — пожала я плечами. — Второй кровати здесь все одно нет.

— Нам бы вполне хватило места и на этом топчане.

— Мне так удобней.

— Поверю на слово… — хмыкнул Эж. — Кстати, должен извиниться: кажется, я вчера вел себя несколько бестактно, в чем сегодня искренне раскаиваюсь.

— Считай, что твои извинения приняты… — говоря откровенно, у меня имеются сильные сомнения насчет чистосердечного сожаления Эжа, но худой мир все же лучше доброй ссоры.

— А еще хозяев этой гостиницы тоже не назовешь очень радушными людьми… — продолжал Эж. — Надо же, а я надеялся пользоваться здешним гостеприимством еще пару часов, тем более что впервые за последнее время спал более или менее спокойно. Думал, мы с тобой душевно пообщаемся, поговорим о жизни, ты мне расскажешь земные новости — я здесь, как ты понимаешь, уже не первый месяц, можно сказать, отстал от жизни. Увы, но поговорить на посторонние темы пока что не получится. Похоже, я не произвел на здешнюю хозяйку должного впечатления, раз нам указывают на дверь.

— По-моему, она от нас обоих не в восторге… — я подошла к мужчине, потрогала его лоб. Температура еще держится, но вот жара, по-счастью, уже нет. — Как чувствуешь себя?

— Нормально. Главное — не хуже, чем вчера. А ты, как я погляжу, изображаешь из себя сестру милосердия?

— Я, вообще-то, имею профессию медсестры, так что изображать тут нечего. Вот еще что: перед уходом нужно тебе сделать перевязку. Очень рассчитываю на то, что аптекарь сказал правду, и мазь поможет.

— Не стоит мороки… — Эж с неприязнью покосился на глиняный сосуд с темной мазью. Ну, в этом нет ничего удивительного — я уже давно заметила, что нередко даже сильные мужчины с опаской относятся к лекарствам и медицинским процедурам.

— Стоит или нет — это позволь решать мне… — оборвала я Эжа. — Хоть в этом мне не возражай, ладно?

Нанесла слой мази на полотно, и приложила его к ране, которая выглядела далеко не лучшим образом. Перевязала, укрепила, и, надеюсь, повязка с руки не слезет. Заодно снова плеснула в кружку зелье из бутылки — судя по виду Эжа, это творение аптекаря, и верно, помогает. Вреда, во всяком случае, оно не приносит.

— Я б лучше, чего покрепче принял… — поморщился мужчина, глядя в кружку.

— Пей, чего дают — у нас выбора нет.

— Слушай, а чего кувшин пустой?.. — поинтересовался Эж, проглотив содержимое кружки. — Вчера до краев был…

— Да ты всю ночь воду пил.

— Надо же, а я и не заметил…

Нет смысла пояснять этому человеку лишний раз, что при высокой температуре люди обычно много пьют, а Эж, кажется, ночью даже бредил немного.

— Одевайся… — я стала доставать из-под топчана клубки ниток. — Я пока деньги заберу.

— Интересно… — Эж прикинул на руке клубок. — И сколько же тут денег?

— Осталось десять серебряных крепи,