От узкой талии до пышной груди платье было переплетено золотыми цепочками, настолько тонкими, что, казалось, их отковали в кузнице эльфийских владык. К платью прилагалась еще одна цепочка, которую следовало обвить вокруг шеи.

Тогда, на посольский прием, она еще надела золотую ленту, которую пропустила через сложно уложенные волосы. Лента была вскоре потеряна — а волосы ужасно растрепались. Бал оказался скучным, и они рано ушли, прихватив салфетку, полную деликатесов, похищенных со столика с закусками, — и открытую бутылку, предложенную снисходительным официантом.

Ослепительно разряженный Эр Том отвез их в Здание Торговли и вытащил из багажного отделения флиттера штуку ткани.

— Нельзя портить твое платье, — пробормотал он, стряхивая бесценное кружево манжет с кистей рук и расстилая алый шелк, словно одеяло…

Энн встряхнулась.

— Хватит этого, — строго сказала она своему отражению, а потом решительно отвернулась.

Туалетный столик был приведен в порядок теми же заботливыми руками, которые распаковали ее одежду, аккуратно развесив и разложив все вещи. Справа лежали ее гребень, щетка и зеркальце: лакировка на черном дереве потерлась, обернутые серебром ручки потемнели. Слева стояла обколотая лаковая шкатулка, в которой хранились ее немногочисленные украшения.

Оберегая изношенные пластиковые петли, она откинула крышку. В дальнем углу шкатулки, светясь в темной глубине наподобие свечки, лежала резная коробочка из слоновой кости, в которой было колье, подаренное Эр Томом «чтобы сказать прощай». На секунду ей захотелось надеть это ожерелье сегодня вечером: ведь оно безусловно было самым красивым из ее жалких драгоценностей.

«Он просил тебя его не носить», — напомнила она себе, невольно прикасаясь к тонкой резьбе кончиками пальцев. Вздохнув, она покачала головой и вместо этого застегнула на шее золотую цепочку, прилагавшуюся к платью.

В мочки ушей она вдела простые золотые кольца, простыми золотыми гребнями убрала с лица волосы.

Общая картина оказалась более строгой, чем ей хотелось бы, несмотря на волшебство зеленого платья.

«Ну что ж, — грустно подумала она, — и, может быть, мамочка Эр Тома пожалеет тебя, девочка Энни, поскольку совершенно ясно, что никаким меланти ты похвастаться не можешь».

Либо же мать Эр Тома может воспринять простоту украшений гостьи как личное оскорбление. Энн судорожно сглотнула, стараясь успокоить трепещущее сердце.

— Может, мне лучше съесть мисочку супа и гренки у себя в комнате, — произнесла она вслух без всякой убежденности, потому что это точно было бы оскорблением, и мать Эр Тома была бы вправе за него мстить.

И в тот момент, когда Энн уже начало казаться, что в этом не было бы ничего плохого, прозвучал мелодичный звонок от двери.

В завихрении зеленого платья она вышла из спальни, пересекла просторную кухню и роскошную гостиную. На секунду задержавшись, она приложила ладонь к пластине замка, стараясь не морщить лоб и успокоить прыгающее сердце.

Не годится, чтобы господин пак-Ора, явившийся выполнить обязанности дворецкого и проводить гостью в столовую, увидел ее задыхающейся от страха.

Надеясь, что ее лицо выражает только спокойное ожидание, она открыла дверь.

Эр Том поклонился, низко и красноречиво, поднял голову и тепло ей улыбнулся.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — выговорила она с трудом, потому что язык у нее вдруг прилип к гортани. Она сделала шаг назад и взмахнула рукой, не украшенной кольцами. — Входи, пожалуйста.

— Спасибо, — серьезно сказал он, как будто дверной замок не был закодирован и на его ладонь, а только на ее собственную.

Он прошел в комнату, и дверь у него за спиной закрылась.

На Эр Томе были облегающие темные брюки, считающиеся должным официальным костюмом для лиадийских мужчин. Она по опыту знала, что ткань их на ощупь невероятно мягкая. Его белая рубашка с широкими рукавами была из шелка — или чего-то еще более драгоценного. Пена кружев у горла скрепляла булавка с изумрудом. Изумруды блестели у него в ушах и на изящных пальцах, полускрытых такими же пенными кружевами.

— Энн? — Его взгляд согрел ее лицо. — Что-то не так?

Она встряхнулась, только теперь заметив, что уставилась на него.

— Я просто думала о том, какой ты красивый, — сказала она и почувствовала, как у нее загорелись щеки. Ведь он пришел сюда, чтобы отвести ее к своей матери…

Эр Том тихо рассмеялся и поклонился — легко и весело.

— А я, — проговорил он, — изо всех сил старался не думать о тебе то же самое.

«Милосердные боги, комплимент!» Она чуть было не заморгала, но вовремя спаслась с помощью собственного поклона, принимая его восхищение. Его глаза заискрились, но он чуть отвернулся и обвел рукой комнату.

— Здесь все так, как тебе хотелось бы? Нет ли чего-то еще, что Дом мог бы тебе предоставить?

— Все просто чудесно, — серьезно ответила ему она. — Мне будет не хватать всей этой красоты, когда мы вернемся домой.

И тут она все-таки изумленно заморгала, увидев его среди широких удобных кресел и высокого письменного стола.

— У вас часто гостят земляне?

— А? — Крылатые брови недоуменно сдвинулись. — По-моему, ты первая.

— Просто все… так удобно… для человека с ростом землянина. Я подумала…

— О! — Он понимающе улыбнулся. — Моя мать провела переоборудование, — пробормотал он, быстро обводя глазами гостиную.

Снова посмотрев на Энн, он почувствовал, как кровь у него разгорается от желания, но заставил себя ответить ей в соответствии с правилами вежливости.

— Она пожелала, чтобы гостья была принята как следует, — объяснил он. — Почему тебе не должно быть удобно в нашем доме?

Она с сомнением посмотрела на него, а потом вздохнула так глубоко, что на ее чудесной груди натянулась золотая шнуровка.

— Твоя мать сделала перестановку… перестроила эти апартаменты только для того, чтобы в течение нескольких недель мне было удобно?

— Конечно, — спокойно подтвердил он. — А почему бы ей этого не делать?

Он повел рукой, отвлекая ее от этой темы.

— Госпожа Интасси приходила с тобой поговорить? — спросил он, хотя сам только что беседовал с этой дамой. — Ты видела детскую и нашла ее приемлемой?

Энн рассмеялась, грациозно откинув голову назад.

— Твои понятия о… приемлемом, — проговорила она, но он расслышал в ее смехе беспокойство. А потом она тряхнула головой и стала более серьезной. — Детская выглядит чудесно. Госпожа Интасси, кажется… очень хорошо знает свое дело. — Она чуть помедлила. — Будет немного странно — и Шанни, и мне тоже, — что он будет спать так далеко…

— Не так уж далеко, — мягко ответил он. — Ты можешь навещать его всякий раз, как пожелаешь. Дверь имеет твой код.