Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всяком случае, после этого доклада Гитлер признал необходимым усилить танковые части и пообещал в начале июня перебросить для этого значительное количество танков типа «Тигр» и «Пантера», штурмовых орудий, а также батальон сверхтяжелых танков типа «Фердинанд». Кроме того, танки T-IV и штурмовые орудия должны были получить дополнительные экраны для усиления броневой защиты, чтобы они могли противостоять новым советским ПТР. В целом Гитлер рассчитывал удвоить численность танков.
По окончании своей речи Гитлер потребовал, чтобы участники совещания, и прежде всего командующие группами армий, высказали свои соображения по поводу целесообразности проведения операции «Цитадель» и по поводу отсрочки ее до 10 июня, когда в войска поступили бы новые танки.
– Я сомневаюсь в успехе операции, – заявил командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Манштейн, – поскольку время упущено. Наступление имело бы успех в случае его начала в апреле. Поэтому я категорически против дальнейшей отсрочки операции, так как пополнение танками, которое получат группы армий, будет более чем компенсировано увеличением танков на советской стороне. Кроме того, дальнейшее ожидание привело бы к тому, что советские части после потерь в зимнюю кампанию и после недавних поражений, сильно повлиявших на моральный дух и боевые качества соединений, вновь обретут свою ударную силу, и укрепление русских позиций будет продолжаться со все большей интенсивностью.
Для проведения наступления Манштейн запросил еще две боеспособные пехотные дивизии, на что получил отказ Гитлера и настоятельную рекомендацию обойтись силами, которые у него есть.
Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге, который явно чувствовал себя обойденным при докладе генерала Моделя, поддержал предложение генерала Цейтцлера.
– Мой фюрер, данные Моделя о том, что глубина позиций противника достигает 20 км, преувеличены, – в резкой форме заявил фон Клюге. – На аэрофотоснимках были зафиксированы только уже развалившиеся от прежних боев окопы. Дальнейшая отсрочка наступления приведет к утрате инициативы и к тому, что мы будем вынуждены снять части с фронта на Орловской дуге.
Сторону Моделя приняли Гудериан и Шпеер. Гудериан предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении – или на участке группы армий «Юг», или на участке группы армий «Центр». Он заявил, что охватывающее наступление бесцельно и оно приведет только к тому, что недавно подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты.
– Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 года, – утверждал Гудериан, – больше того, мы должны теперь думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 году высадку десанта западных держав. Кроме того, у танка «Пантера», на который начальник Генерального штаба Сухопутных войск возлагает большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, а поэтому трудно надеяться на их устранение до начала наступления.
Шпеер поддержал доводы Гудериана в части вооружений. Как выяснилось позднее, их сомнения были небезосновательны: ни «Тигры», ни «Пантеры» не оказали сколько-нибудь значительного влияния на ход Курской битвы.
После очередного совещания по поводу оснащения танковых войск новой техникой Гудериан снова завел с Гитлером разговор о дальнейших боевых действиях и убедительно просил его отказаться от наступления на Восточном фронте, тем более что от этого могла серьезно пострадать немецкая оборона на Западе. Но фюрер не прислушался к этому совету. 11 мая он перенес начало операции «Цитадель» на середину июня.
Ставка советского Верховного Главнокомандования пока еще не располагала точной датой перехода противника в наступление. 20 мая она известила войска о возможном его начале в период с 19 по 26 мая. Но и эта дата не подтвердилась. Тем временем в войсках Центрального фронта под руководством К. К. Рокоссовского продолжалась работа по совершенствованию обороны и планированию ответных наступательных действий.
В свою очередь, Модель, вернувшись 11 июня из краткосрочного отпуска, развернул активную деятельность по подготовке наступления. В своих приказах по армии он изложил основную идею наступления: прорыв пехотой обороны противника; продвижение трех танковых дивизий на направлении главного удара; вывод в резерв двух танковых (4-я и 12-я) и одной моторизованной (10-я) дивизий для развития наступления на оперативном просторе. По замыслу Моделя три танковых корпуса (41, 46, 47-й) должны были начать наступление с южного участка Орловской дуги и прорвать оборону советских войск на участке шириной 40 км, причем оба фланговых корпуса должны были наступательными действиями прикрыть ударный клин с флангов. Фронт прорыва следовало по возможности расширить наступлением обоих примыкавших с востока и запада армейских корпусов (23-й и 20-й), которые также должны были обеспечить глубокие фланги группы прорыва. Наступление 9-й армии поддерживала 1-я авиационная дивизия.
Войскам 2-й армии (9 слабых по составу пехотных дивизий), занимавшим полосу шириной 200 км, предстояло сковать стоявшего перед ее фронтом противника, чтобы облегчить его окружение главными силами. Навстречу 9-й армии с юга наносила удар 4-я танковая армия генерал-полковника Гота, которой предстояло прорвать оборону советских войск и уничтожить их западнее Курска.
Таким образом, в начале операции «Цитадель» войскам ставилась задача повторить уже хорошо отработанный маневр, который предполагал одновременный удар с двух сторон по основанию выступа по сходящимся направлениям, окружение выдающейся вперед группировки противостоящей армии и ее уничтожение. В этой связи Гудериан отмечал: «Наступление началось 5 июля маневром, давно известным русским по многочисленным предыдущим операциям, а потому заранее ими разгаданным»[197].
Со второй половины июня авиация противника активизировала полеты с разведывательными целями. Одновременно вражеские бомбардировщики усилили налеты на железнодорожные узлы в полосе Центрального фронта, в особенности на линии Касторное – Курск. Только счастливая случайность спасла однажды от смерти Рокоссовского. Немецкие самолеты-разведчики стали появляться над селом, где помещался КП командующего Центральным фронтом, довольно регулярно. По всей вероятности, противнику стало известно, что тут размещается какой-то штаб. Дом, в котором жил Константин Константинович, находился у ворот в старинный монастырский парк, около дома росли два больших тополя, что делало его очень приметным. Для укрытия от осколков и пуль около домов были отрыты щели.
В этот вечер Рокоссовский, как и всегда, ждал дежурного, чтобы просмотреть поступившие документы. Обыкновенно после этого он шел в соседний дом, где помещалась столовая Военного совета, и ужинал. На этот раз командующий фронтом велел принести депеши в столовую и отправился туда сам. В 23 часа дежурный принес депеши, Рокоссовский стал их просматривать, обмениваясь репликами с работниками штаба. Внезапно послышался рокот мотора, немецкий самолет сбросил осветительные бомбы, а затем раздался свист летящих бомб. Рокоссовский едва успел дать команду «Ложись!», все бросились на пол, и тут же последовал близкий разрыв бомбы, за ним другой, третий… В столовой никто не пострадал, все лишь оказались осыпанными осколками стекол и штукатуркой. Но дом, в котором жил Константин Константинович, был уничтожен прямым попаданием бомбы. Сам Рокоссовский склонен был считать, что его спасла интуиция, заставившая его уйти в этот вечер из дому. В его богатой событиями жизни это был не первый случай. Разумеется, рисковать больше не следовало, и в монастырском парке срочно были оборудованы надежные блиндажи.