непременно должен быть телефон?

Л у и д ж и. Да и водопровод не в порядке…

М а й о р (взрывается). Не могу же я построить вам новую Фулминию! На деньги американской армии!

Л у и д ж и. А почему бы и нет, майор? (С приветливой улыбкой.) Это же вы ее разрушили в войну?!

М а й о р. Двадцать пять тысяч — и точка! Ведь сперва вы хотели всего десять!

Л у и д ж и. Хорошо. По рукам… Так вы сказали, тридцать пять?

М а й о р. Я сказал: двадцать пять тысяч. Больше вам из меня не вытянуть ни цента, милейший!

Л у и д ж и. Не хотите — не берите. Пусть Генеральный штаб ищет другое сердце.

М а й о р. Черт бы вас побрал! Ладно. Тридцать пять!

Л у и д ж и. А не лучше ли округлить эту сумму?

М а й о р (стонет). Округлить?!

Л у и д ж и. Подумаешь — всего сорок тысяч! И ни цента больше!

М а й о р. Это же вымогательство, Ломбарди!

Л у и д ж и. Майор Аппельгейт. (Задумчиво, не глядя на него.) У человека всего лишь одно сердце. И лишь одна Фулминия.

М а й о р (утирая лоб). Деньги я передам вашему адвокату.

Л у и д ж и. Переведите их прямо в Фулминию. И пожалуйста — телеграфом. (Пауза.) Пусть там выпьют за мое здоровье, когда меня будут… (Резким жестом показывает, как ему отсекут голову.)

М а й о р. Ну, ну! Выше голову, Ломбарди! (Бодро похлопывает его по плечу.) Если мы не увидимся… ну… так… всего наилучшего. Армия вас не забудет! (В дверях.) Да, кстати, какое у вас звание?

Л у и д ж и. Никакого, майор.

М а й о р. Я подам рапорт о присвоении вам… (Смешавшись.) Конечно, это… так сказать, «ин мемориам» — на память.

Л у и д ж и (вытянувшись, отдает честь). Рядовой Ломбарди благодарит вас!

М а й о р. Держитесь, сержант Ломбарди! Всего хорошего! (Отдает честь и торжественно выходит.)

Явление четвертое

Л у и д ж и  и  н а д з и р а т е л ь.

Н а д з и р а т е л ь. Поздравляю, Луиджи!

Л у и д ж и. Опять подслушивал под дверью? (Ворчливо.) Сержант… ин мемориам. (Сплевывает.)

Н а д з и р а т е л ь. Луиджи… Еще ласточки!

Л у и д ж и. Тоже в мундирах?

Н а д з и р а т е л ь. Береги глаза — не то ослепнешь! (Почтительно вводит двух дам.) Прошу! Мистер Ломбарди ждет вас. (Исчезает.)

Явление пятое

Л у и д ж и, д о н ь я  Д о л о р е с, Д и а н а.

Д о н ь я  Д о л о р е с — темпераментная, даже экзальтированная мексиканская креолка. Д и а н а, ее дочь, безмолвная, застывшая, производит впечатление красивой куклы.

Д о н ь я  Д о л о р е с (осматриваясь). О боже! Какой ужас!

Л у и д ж и (учтиво). Что, простите?

Д о н ь я  Д о л о р е с. Камера смерти… боже мой! (Испуганно.) А это?.. Это же…

Л у и д ж и. Электрический стульчик.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Уж-жасно! Кош-шмарно!

Л у и д ж и. Все относительно, мадам! (Показывает наверх.) Каждый приходит туда своей дорогой.

Д о н ь я  Д о л о р е с. О, простите, я так взволнованна, что даже… (С грациозным жестом.) Донья Долорес Люция Сальтамонтес. А это моя дочь — Диана Грациела Сальтамонтес.

Л у и д ж и. О! О! Ваши имена, прекрасные дамы, звучат, как музыка! Как райская музыка, которую я, к сожалению, скоро услышу собственными ушами.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Не говорите так, мистер Ломбарди. Герои не умирают! (Театрально, обращаясь к дочери.) Диана — вот один из них!

Л у и д ж и. Кого вы имеете в виду? Кто герой?

Д о н ь я  Д о л о р е с. Вы, Луиджи Ломбарди! Мужчина, совершивший убийство во имя любви.

Диана молчит с равнодушным видом.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Он не позволил, чтобы его честь и имя…

Л у и д ж и (затыкает уши). Я десять дней слушал все это в зале суда!

Д о н ь я  Д о л о р е с. Суд вас не понял, а я вас понимаю. Вы поступили, как настоящий мужчина. Я горжусь вами, Луиджи! (Кокетливо.) Ведь я могу так называть вас?

Л у и д ж и. Почему бы нет, мадам!

Д о н ь я  Д о л о р е с. А для вас я просто Долорес. (Подталкивает к нему дочь.) Не бойся. Это не убийца, это достойный человек. И настоящий мужчина!

Л у и д ж и. Спасибо, Долорес. Человек в моем положении так рад доброму слову. (Осклабившись, глядит на Диану.) Ей действительно не следует бояться.

Д о н ь я  Д о л о р е с (дочери). Ну скажи что-нибудь. Улыбнись хотя бы! (На лице Дианы появляется деланная улыбка.)

Л у и д ж и. А я ее где-то видел… Когда в большом цветочном магазине на…

Д о н ь я  Д о л о р е с. О н а… и в цветочном магазине?! Что вы! (Самодовольно.) Диана, покажи-ка Луиджи, кто ты.

Диана не реагирует.

Д о н ь я  Д о л о р е с (резко). Ты слышишь?!

Диана неохотно делает несколько профессиональных движений манекенщицы и распахивает пальто. Под ним только купальный костюм и через плечо — широкая лента с надписью золотыми буквами «Miss World».

Л у и д ж и. Madonna mia! Это вы одолжили или она вправду…

Д о н ь я  Д о л о р е с. Королева красоты! Самая красивая девушка в мире! Признана единогласно, Луиджи!

Диана снова застывает.

Л у и д ж и (с удивлением). Единогласно?

Д о н ь я  Д о л о р е с. В Майами-Бич жюри очень строгое, и все же…

Л у и д ж и (прервав ее). Это я знаю. Судьи у нас очень строгие… Могут присудить и это. (Показывает на электрический стул.) Меня вот тоже единогласно!

Д о н ь я  Д о л о р е с. Ах, не говорите об этом, Луиджи!

Л у и д ж и. Теперь уже ждать недолго, Долорес! Времени у меня осталось совсем мало… (Любезно.) Чему я обязан, что вижу вас здесь?

Д о н ь я  Д о л о р е с (волнуясь). О, как об этом сказать… как выразить…

Л у и д ж и. Коротко и ясно.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Несчастье, Луиджи! Трагедия! Катастрофа! (Вынимает платочек.) Только вы поймете меня, дорогой друг! Только вы — ведь вы знаете, что такое любовь. (Страстно.) Я люблю… люблю не на жизнь, а на смерть!.. Своего собственного мужа, Луиджи.

Л у и д ж и. Собственного мужа?! (Удивлен.) Ну да, бывает ведь и такое… Но это же еще не трагедия.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Это было не супружество, Луиджи, а феерический двадцатилетний сон! И божественное созданье, которое сейчас перед вами, — наш с Рамоном шедевр.

Диана закатывает глаза, ей мучительно скучно.

Д о н ь я  Д о л о р е с. Это была поэма… мелодия… супружеская симфония… и вдруг… как гром… ее отец… мой обожаемый Рамон вдруг как-то сразу… (Заливается слезами.)

Л у и д ж и (очень мягко). Выражаю вам свое искреннее соболезнование, Долорес!

Д о н ь я  Д о л о р е с. Спасибо, спасибо… Но дело в том, что он еще жив, хотя и болен… очень болен, бедняжка.

Л у и д ж и (заинтересованно). Что с ним — болезнь сердца?

Д о н ь я  Д о л о р е с. К сожалению, к сожалению…

Л у и д ж и. Почему же вы сразу не сказали?

Д о н ь я  Д о л о р е с (утирая слезы). Что, дорогой друг?

Л у и д ж и. Ну, что вам нужно мое сердце. Для вашего супруга.

Д о н ь я  Д о л о р е с (потрясена этой неожиданной готовностью). Вы… вы бы его нам…

Л у и д ж и. А отчего ж не пообещать?

Д о н ь я  Д о л о р е с. Ах, Луиджи! (Всхлипывает.) Но у нас нет денег…

Л у и д ж и. При чем здесь деньги? Больница получит сердце даром, но того, кому оно достанется, того я выберу сам!

Д о н ь я  Д о л о р е с. Молю вас, выберите Рамона! А я отдам вам самое драгоценное, что есть у меня! (Мелодраматический жест в сторону Дианы.) Вот это, Луиджи!

Л у и д ж и. Это? (Переводя взгляд на Диану.) А зачем мне это?

Д о н ь я  Д о л о р е с (с удивлением). Как зачем?

Л у и д ж и. После первого апреля мне уж ничего не будет нужно. (В сторону Дианы.) Даже это.