– Максимилиан Шмидт был не последним, кто из должностных лиц работал на фашистов, – неохотно допустил майор, – кто-то в этом окружении остался еще. Ведь не могла засада под Трабеном быть случайным явлением? Знали, что приедут наши и будут обследовать дороги. Их ждали, я в этом не сомневаюсь. Значит, кто-то имел сведения, видел, как группа собирается в дорогу, держал под боком рацию, по которой и отправил сигнал: готовьте засаду. Пока Зинченко прочесывал деревню, опрашивал людей – выдвинулись несколько человек, до зубов вооруженных, ждали удобного момента, чтобы открыть огонь. Это люди из тайника, товарищ полковник, нутром чую. Они в скалах, там большая охрана, делают вылазки в город, блуждают по окрестностям. Но тайник не там, где Трабен, – это обман, и мы на него повелись. Я уверен, тайник напрямую связан с деревней Тильгау, в том районе и надо копать. Немцы – народ дотошный, предусмотрели все, но сомневаюсь, что они имели два запасных плана.

– Возможно, ты прав, – допустил Сумин, – два запасных плана – это как-то чересчур. Что будешь делать с этой бабой? Уверен, она не знает, где находится тайник?

– Она не может этого знать, товарищ полковник. Агенты ее уровня подобных вещей не знают. Заманить людей в засаду – другое дело, про эту точку она знала.

– Ну что ж, решай сам. Баба с воза, как говорится… И законы военного времени продолжают действовать. У нее вроде сын есть?

– Да, ребенок-инвалид. Имею подозрение, что, если копнуть, вскроются удивительные вещи, связанные с этим ребенком. Но точно пока не уверен. Это не имеет значения. Ребенок в любом случае отправится в специальное воспитательное учреждение. Или обретет новых родителей.

– Хорошо, действуй по своему усмотрению. Прощупай еще раз свой магистрат – ни к чему нам эти удары в спину.

Хелену Хубер привели на допрос. Она шла, заложив руки за спину, с неестественно прямой спиной, презрительно смотрела на окруживших ее людей. Хелена изменилась, в глазах блестело что-то одухотворенное, презрительная усмешка не сходила с губ. Язык бы уже не повернулся назвать ее уродливой. В этой женщине что-то было – нечто такое, что до определенного момента она тщательно скрывала! Рука тянулась к кобуре, ныли суставы пальцев, майор еле сдерживался.

– Присаживайтесь, фрау Хубер.

Она присела – с нехарактерной грацией. «А ведь эта женщина совсем не такая, какой хотела казаться», – мелькнула недоуменная мысль. Но это уже не имело значения. Копаться в ее прошлом – бессмысленно, в будущем – глупо.

– Вы весьма убедительно изобразили страх и желание сотрудничать, – сухо произнес Андрей. – К сожалению, под Трабеном, мы не нашли тайник, группа попала в засаду. Вы удовлетворены? Или немного расстроены, что в засаде не погиб командир группы?

– У вас еще все впереди, господин майор, – каким-то пронзительно ясным голосом произнесла женщина. – Надеюсь, это скоро произойдет, и вы уже не властны над этим процессом.

Внезапно женщина засмеялась. Это было неожиданно. Она смеялась холодно, язвительно, сверля майора глазами. По коже поползли мурашки. С какими только уникумами он не встречался на этой войне. Присутствующие офицеры молчали, едва справлялись с желанием выхватить пистолеты.

Хубер перестала смеяться. Лицо ее окаменело.

– Будете бить меня, снова допрашивать? – процедила она. – Пожалуйста, я готова терпеть. Неужели вы думаете, что я владею особым допуском к секретам?

– Мы так не думаем, – признал Гордин, – но наивно убеждены, что чем меньше на земле нацистов, тем чище воздух. Через пять минут вы будете расстреляны в подвале. Можете подготовиться. Помолитесь или что вы там делаете… Конвой! Расстрелять эту женщину!

Хелена поперхнулась, стала кашлять. Но когда ее выводили, справилась с собой, обвела присутствующих убивающим взглядом – словно проклятье наложила.

– Туда ей и дорога. Собаке – собачья смерть… – скрипнул зубами Булычев. – Жалко, что только один раз можно расстрелять…

Невидимый противник обескровил группу. Ожидать подкреплений не стоило. У Волынцева дефицит личного состава. Договариваться с майором Штольцем тоже не хотелось – его подчиненные имели узкую специализацию и не умели воевать в горной местности.

Но большое количество людей и не требовалось. До какого-то момента следовало сохранять спокойствие. Феликс и Тобиас выразили желание примкнуть к группе – парни внушали доверие и знали местность. Узнав, что их просьба удовлетворена, они немного оробели, но все же выразили желание помогать Красной армии до конца.

Микаэла тоже что-то заподозрила, сама явилась в магистрат. Она колебалась, кусала губы, потом произнесла:

– Андрей, я прошу меня простить, что вела себя неподобающе, грубила, высказывала вздорные вещи… Признаю, что в случившемся не было вашей вины, вы действовали по обстановке… Я хочу, чтобы у вас не осталось сомнений насчет меня и моего отца. Мы не любили нацистов, мы хотим помочь новой власти, и для нас важно, чтобы вы это знали… К тому же всякий раз, когда с вами что-то случается, мне становится тревожно… не знаю почему, но это так… – Девушка смущенно потупилась. – А когда вы возвращаетесь живым, я чувствую радость… Возьмите меня с собой, прошу… Я хорошо знаю эту местность, в детстве посещала оловянный и медный рудники, которые находятся в предгорьях, хотя сейчас они закрыты. Мой отец тогда еще не был бургомистром, он руководил предприятием, добывающим медь…

– А папа вас отпустит? – иронично осведомился Гордин.

Девушка вспыхнула:

– Знаете, Андрей, я давно уже избавилась от опеки отца. Да и какой из него опекун? Он хороший управляющий, а что касается всего остального… Фактически это я его опекаю, а не он меня.

– То есть опасности вас не пугают?

– Пугают, – вздохнула девушка. – Но я же буду под вашей защитой? Если что-то произойдет, могу отсидеться в безопасном месте. Обещаю, что буду полезной. А моему отцу мы можем ничего и не говорить…

Перед Гординым сейчас стояла обычная женщина, с приятным «иностранным» лицом, истончившейся серой кожей, с интересными, но запавшими глазами. Косметикой она сегодня не пользовалась – значит, не было желания понравиться. Но все же понравилась – глупо это не признать. Женские чары не могли не действовать, но голова оставалась холодной.

Майор пристально разглядывал собеседницу. Полным глупцом он, конечно, не был, девушку проверяли, даже украдкой следили за ней (лейтенант Маркуша специально выделил двух шустрых бойцов). Она не имела отношения к покушению на майора контрразведки и к засаде в Трабене. Все это время она была на виду или находилась дома, на Кёнерплац. Подозрительных передвижений не совершала, дважды посещала продуктовый магазин на другом конце площади, покупала хлеб и яйца. Витрина магазина была стеклянная, бойцы твердили хором: ни с кем не разговаривала, никому