Что она скажет, если узнает, что он ошибочно принял ее за актрису и продажную женщину? И что он довез ее до Синдона не из доброты и соображений ее безопасности, а…

– Расскажи мне еще, – попросил он, – об играх, в которые вы играли тогда, о ваших шалостях и проделках.

Он страстно желал узнать ее. Хотя она рассказала ему о себе намного больше, чем он – ей, она все еще была для него незнакомкой – незнакомкой, которая стала его женой и герцогиней, незнакомкой, с которой он вступил в интимные отношения прошлой ночью и продолжит их сегодня ночью, завтра ночью и так – всю их жизнь.

– Это не были поступки, достойные детей из благородных семейств, – сказала она, мимолетно улыбнувшись, так что он на мгновение уловил золотые искорки в ее глазах. – А некоторые были просто непозволительными, как, например, тот раз, когда все мы – Том, Мириам, Агнес и я – выбрались тайком ночью, потому что Том слышал, будто рыба по ночам выпрыгивает из реки и ее можно ловить руками. Кажется, мне было восемь лет. Конечно же, мы не увидели ни одной рыбы, не говоря о том, чтобы поймать ее.

Он улыбался. Она рассказала ему о еще нескольких приключениях, о которых раньше не рассказывала. Очевидно, Том Ривз был предводителем, а Стефани – второй после него в этой компании. Он вспомнил собственное детство. Он был похож на Тома, только вел себя еще хуже, пока отец, отчаявшись воспитать его достойным титула герцога самостоятельно, не отослал его в возрасте десяти лет в закрытую школу. Теперь ему казалось, что большую часть детства он провел на скамье в кабинете отца, стараясь не прислушиваться к свисту розги, который был предвестником острой боли.

«Пусть Джордж, черт побери, будет этим герцогом! – вспомнил он, как кричал однажды в напрасной надежде уклониться от предначертанной судьбы. – Все, что я хочу, это был солдатом или моряком, черт побери!» Все, что он получил в результате этой вспышки – строгий приказ снова лечь на скамью. А потом началась школа. Он задумался над тем, сколько людей, знающих его теперешним, догадываются о том, каким ребенком он был.

Будет ли его старший сын таким же бунтарем? И будет ли он сам выяснять отношения с сыном теми же методами, что и его отец? Отец был человеком с непомерно развитым чувством собственного достоинства и начисто лишенным чувства юмора, хотя способным на любовь. Был ли он похож на отца? Мать и сестры говорили, что похож.

Он внезапно повернулся и взял Стефани за руку. Этого ему хотелось уже больше часа. Какие у нее красивые руки с тонкими длинными пальцами. Он зажал ее кольцо между кончиками пальцев и повертел его.

– Я надеюсь, тебе понравится Уайтвик – Холл, – сказал он. – Парк такой большой, что не замечаешь, где он кончается и где начинаются фермы, пока не наткнешься на них.

– Я уверена, что мне там понравится, – ответила она. – Она не сделала попытки отнять руку. – Думаю, он намного больше Синдон-Парка. Я постараюсь как можно лучше выполнять свои обязанности, Алистер.

– Это спокойное, хорошее место, чтобы там росли дети, – сказал он. – Шесть поколений моей семьи выросли там. Наши дети станут седьмыми.

– Да, – сказала она. – Я знаю, что ветвь герцогов Бриджуотерских еще ни разу не оставалась без наследника мужского пола. Там даже есть портретная галерея, верно? Твоя мать рассказывала мне, что в ней висят портреты всех твоих предков. С нетерпением жду, когда увижу их. И я постараюсь, чтобы традиция не нарушилась. Я надеюсь подарить тебе наследника не больше, чем через год.

Это было сказано холодно, она даже не покраснела. Ему захотелось, чтобы румянец появлялся на ее щеках, когда она думает о том, каким образом понесет наследника. В зимнем саду у Элизабет она показала страсть. Со временем он начал жалеть, что не довел их объятия до самого конца, как бы опасно это ни было в незапертой комнате во время бала, и каким бы не правильным ни был этот поступок, исходя из тех соображений, что они были только помолвлены. Их отношения развивались бы совсем по-другому, если бы он не вспомнил о приличиях и не напомнил ей в самой отвратительной манере.

Он задумался над тем, что значила для нее прошлая ночь. Он задумался, что испытывала она – не только физически, но и эмоционально. Он задумался, какие мысли промчались в ее голове, когда он впервые вошел в нее. Ему хотелось, чтобы он мог спросить. Почему он не может? Нет смысла задавать себе этот вопрос, если он прекрасно знает, почему. Потому что между ними не было духовной близости и он не знал, как заполнить пропасть.

– Моя мать сказала бы тебе, что это – твоя первая обязанность как герцогини и моей жены, и тебе следует трудиться, пока она не будет выполнена.

Он улыбнулся, но она не смотрела на него. Он все еще думал, что Джордж смог бы стать достойным герцогом Бриджуотерским, к тому же у него уже были здоровые сыновья. Ему хотелось бы иметь детей от Стефани, потому что ему нужна была семья. Его мечта начинала сбываться, хотя, без сомнения, это была мечта с большой примесью реальности. Она не любила его.

– Да, – сказала она. – И я приступлю к другим обязанностям как только мы приедем, Алистер. Ты не должен бояться, что я не справлюсь с задачей. Я стану достойной хозяйкой твоего дома. Я навещу всех арендаторов и работников. А когда ты представишь меня твоим соседям, я приму их и сама нанесу визиты, как это принято. Я уверена, что ты не будешь мной недоволен.

Он поднес ее руку к губам и задержал ее на несколько мгновений.

– Я не недоволен, – сказал он. – Я полностью уверен, что ты прекрасно справишься.

– Твоя мать упоминала о летнем празднике, – продолжила она, – с играми и развлечениями в деревне и парке. И с танцами вечером. Она описала мне круг моих обязанностей. С нетерпением жду, когда смогу приступить к подготовке.

Он старался каждый год приезжать домой на праздник. Он никогда не мог до конца насладиться им, поскольку праздник устраивался для простого люда, а он больше не мог смешиваться с толпой, как делал это, когда был ребенком. Он был герцогом уже больше десяти лет. Он слишком далеко стоял от этих людей по социальной лестнице, хотя любил их и верил, что они по-своему любят его.

Да, когда он был мальчишкой, все было по-другому. Хотя школа выбила из него почти все бунтарские наклонности, и он научился быть сыном своего отца даже на каникулах, все же было несколько моментов свободы. Как тогда, во время одного из таких праздников, когда он, семнадцатилетний юноша, утратил девственность. Он забрался на сеновал – он до сих пор не был уверен в том, кто кого завлек – с веселой вдовой на восемь лет старше него и вылез три или четыре часа спустя с девственностью, уничтоженной несколько раз, если такое возможно. Он раздувался от гордости, воображая себя чертовски умелым мужиком, хотя воспоминания о его четырех отчаянных попытках, предпринятых на протяжении тех часов, вызывали теперь у него улыбку.

– Праздник будет очень веселым, Стефани, – сказал он.

– Конечно. – Она повернула лицо и улыбнулась. – Я постараюсь, чтобы всем было весело, Алистер. Я начну все планировать, как только мы приедем, учитывая, конечно, все многочисленные традиции, которым я должна следовать. Ты можешь ни о чем не волноваться. Я все распланирую сама. Ты увидишь, что у тебя прекрасная герцогиня.