В нос ударяют запахи вареной баранины и псины. Бойцовские псы поднимают головы и рычат, обнажая окровавленные зубы. На грязном полу замечаю обглоданные кости какого-то животного. Отворачиваюсь, не в силах смотреть на это.

– Тише, тише, маленькие. Вы позже полакомитесь дядей Абу-Таиром.

Он поворачивается, встречая мой брезгливый взгляд. Поглаживает псов по головам и ухмыльнувшись добавляет:

– А ты думал, я выберу для тебя легкую смерть, Таир? От тебя ничего не останется… Ни волоска, ни крошечки…

– Давай ближе к делу, Салим. Где наши женщины? Предлагаю отпустить стариков домой и…

– Я сам знаю, что мне делать! Они свидетели, черт тебя дери!

– Басир всю жизнь живет в ауле. Он добрый и честный человек. Он никогда никому ничего не скажет, да, Басир?

– Да, – тихонько протягивает измученный старик. – Отпустите женщин. А я с Таиром останусь.

– В гостиную, – сухо бормочет Салим, взмахивая рукой в сторону большой темной комнаты с камином вдоль стены.

На столе дымится чугунный чан с вареным мясом. Женщины в хиджабах накрывают на стол хозяину. Раскладывают чуду и пресные лепешки, чеснок, зелень, чайник травяного чая. Ароматы мгновенно затапливают помещение, вызывая во рту слюноотделение.

– Пока я буду обедать, приведите женщин, – командует Салим, кряхтя и усаживаясь за стол.

Не понимаю его поведения… Это дурацкого показного обеда и задуманной им игры… Ничего не понимаю. Салим словно тянет время. Как будто раздумывает, цепляется за остатки самообладания или здравого смысла.

Я помню, как он любит есть… Голыми руками. Да, прямо так! Салим вытирает руки большим мокрым полотенцем и приступает к трапезе. Рвет мясо и вгрызается в него, как зверь. Макает лепешку в смесь измельченного чеснока и растительного масла, запивает еду айраном. Через минуту в дверях появляются Катя и Айшат. Салим молча кивает. Шавки небрежно выставляют перед женщинами табуретки и приказывают сесть возле потрескивающего камина.

– Ну что… Кто первый сольет свою родину? – проглатывая еду, произносит он. – Рассказывай, Абу-Таир, как ты жил два года в моем ауле и называл меня братом? Как молился с нами в мечети, становился на колени перед Аллахом и совершал намаз? Интересно, твоя церковь простила тебя за лицемерные молитвы?

– Не простила, Салим, – подает гол Басир. Делает осторожный шаг и выходит из-за моей спины. – Если христианин произносит мусульманские молитвы, он принимает ислам. Ты можешь примириться с Абу-Таиром, потому что он наш… Он уже не православный, он…

– Помолчи, Басир.

– Салим, я ни о чем не жалею. Я служил родине и не хотел, чтобы погибли невинные жертвы. Вот моя правда. Знаю, что у тебя своя… И я понимаю тебя – ты не защитил свой отряд, подставил людей. Но для меня они преступники… А те люди, которых ты хотел уничтожить – мирное население. У меня своя правда и я от нее не отступлюсь.

Кажется, на секунду я вижу в его глазах ответ на свой вопрос: ему больно от моего предательства… Плевать на разведку, людей, женщин и прочее – Салим привязался ко мне так, что не смог пережить порушенную дружбу. Признаться честно, я и сам ловил себя на мысли, что привязываюсь к нему… К аулу и деревенской жизни, вкусу вареного мяса и свежего хлеба. А потом иллюзия рассеивалась, сменяясь правдой – он террорист и жестокий преступник. Порой в нем прорывалось что-то человеческое – дружба, любовь, забота о родителях, но оно исчезало, когда на горизонте появлялся заказчик… Салим всегда был чьей-то пешкой в политических играх больших дядей. Ему платили за оружие, платили за смерть невинных людей или солдат… Ему все равно, кого убивать… Тогда почему он медлит и оставляет нас в живых?

– Салим, нас всех поимели обе стороны, – добавляю, наблюдая, как медленно двигаются его мощные челюсти. Салим рвет мясо и смачно его пережевывает. Когда-то и я пытался так есть – он меня учил быть «настоящим мужиком». – И ты сам это понимаешь. Катю использовало ЦРУ, чтобы обезвредить меня. Ты помнишь Арсения и Семена? Эти люди шантажировали Катю. Ее брат находился под следствием. Они пообещали свободу взамен услуги.

– Услуга, как я понимаю – это ты, Абу-Таир? – саркастически произносит Салим.

– Именно так. Она не виновата. У нее не было выбора, Салим. Если бы речь шла о спасении брата, ты бы тоже пошел на все, ведь так? К тому же Катя должна была послужить твоему делу? Она тебе не враг, Салим…

Знал бы Салим, сколько мне приходится прикладывать усилий, чтобы говорить твердо… Так хочется забрать Катю и свалить отсюда поскорее. Но сначала мне надо выяснить о роли Марины во всем этом дерьме…

– Это мне решать, Таир. Мне никто не сообщал о том, что Катя агент ЦРУ. Я был уверен, что она баба из клуба… Простая шлюха… Я и помыслить не мог, что все так обернется.

– Не ври, Салим, – взрываюсь я. – Такого просто не могло быть, вот и все! Тебя были обязаны известить.

– Мне приказали сохранять инкогнито со всеми, – тихонько вмешивается в беседу Катя. – Арсений приказал строго-настрого молчать о своей роли в этом деле.

– Вот почему так? – рычит Салим, откладывая пустую тарелку и вытирая руки полотенцем. – Они же хотели теракта! Тогда почему скрыли своего агента – нашего потенциального союзника?

– Потому что хотели от тебя избавится, Салим, – осторожно отвечаю я. – Они выбрали для меня Катю, зная, каких я предпочитаю женщин. Они глядели в будущее, понимая, что мы полюбим друг друга. Они предвидели, что я раскрою себя и завершу операцию раньше срока. И они знали, черт возьми, что погибнет столько людей! Я был уверен, что контора ограничится арестами, но…

– Погиб весь мой отряд, Таир, – сминая вилку в дугу, отвечает Салим. – И лучше бы я тоже сдох. чем тюрьма…

– Ты стал слишком самостоятельным, Салим. Заказчики захотели тебя убрать. Вот и вся правда. Это их тактика – избавляться от свидетелей. Ты многое знал… Ты стал опасен. Я выполнил свою миссию, Салим – сохранил жизни мирного населения. Они остались в живых.

– Не мирного населения, Таир. Ты сохранил жизни солдат, убивающих…

– Террористов! Салим, называй вещи своими именами. И давай уже… Давай оставим вражду, Салим. Я хочу узнать все о моей жене. За тем и приехал. Мне нужна правда.

– Думаешь, я отпущу тебя, Абу-Таир?

– Уверен, Салим. Я тебя понимаю, как никто. Когда-то ты назвал меня братом и, видит бог, я боялся привязаться к тебе настолько, чтобы… Я был готов открыться тебе, Салим. Можешь не верить, но это правда.