разговоры прохожих, далекий стук копыт по брусчатке, музыка в парке. В теплом прозрачном воздухе плывет мелодия скрипки – должно быть, любовная серенада, – а сверху доносится ритмичный перестук шагов, будто там кто-то вальсирует, половицы поскрипывают в такт.

– Тебе страшно? – спрашивает Ольга уже, кажется, в пятый раз.

Вера поворачивается на бок, и Ольга тоже. Они лежат на узкой кровати и смотрят друг другу в глаза.

– Поймешь, когда станешь взрослой, Оля. Когда встречаешь того, кого тебе суждено полюбить, сердце наполняет особое чувство. Будто… ты тонула и вдруг вынырнула на воздух.

Вера обнимает сестру и целует ее в пухлую щеку. Затем сбрасывает одеяло и выскакивает из кровати. Она пробует посмотреть на себя в крошечное ручное зеркало, но видит только что-то одно: длинные черные волосы, сзади перехваченные кожаными шнурками, кожу цвета слоновой кости, алые губы. На ней простое синее платье с кружевным воротником – детский, но самый лучший ее наряд. Жаль, у нее нет какого-нибудь берета, или брошки, или, лучше всего, духов.

– Ну что, – спрашивает она, обернувшись к сестре, – как я выгляжу?

– Чудесно.

Вера широко улыбается. Она знает, что так и есть. Она очень хорошенькая, а многие даже считают ее красавицей.

Приникнув ухом к двери, она прислушивается: снаружи все тихо.

– Они спят, – говорит она.

Осторожно, на цыпочках, она приближается к окну – летом они всегда оставляют его открытым. Послав сестре воздушный поцелуй, она вылезает в окно и цепляется за тонкую железную решетку. Она выверяет каждый шаг, ожидая, что вот-вот кто-нибудь заметит ее, станет показывать пальцем и кричать, что там, наверху, девчонка хочет сбежать на свидание.

Но прохожие, опьяненные светлой ночью и медовухой, даже не замечают, как она карабкается вниз со второго этажа по решетке. Спрыгнув примерно с метровой высоты, Вера уже не может сдержать волнения. Она заходится в приступе смеха и, пока мчится по мостовой, пытается приглушить его, прикрывая ладонью рот.

Тут она видит его – на другом берегу Фонтанки, у фонаря. Издалека ей кажется, что он весь из золота – его кожа, волосы, жилет.

– Я думал, ты не придешь, – произносит он.

Она теряет дар речи, все слова и даже дыхание будто застревают в груди. Она смотрит на его красивые губы. Зря. Секунда – и она закрывает глаза, приникает к нему и изумляется поцелую. Она тихонько вздыхает, чувствует, как к глазам, будто звездочки, подступают слезы, и, как ей ни стыдно за них, не может их сдержать.

Теперь он поймет, что она всего лишь глупенькая крестьянка, которая влюбилась в первого встречного и расплакалась от поцелуя.

Она пытается подобрать какое-нибудь оправдание, но не успевает ничего сказать: Саша притягивает ее к земле и резким голосом, от которого ей становится не по себе, говорит:

– Тише. Смотри.

По улице плывет черный сверкающий экипаж, запряженный шестью черными драконами. Улица мгновенно погружается в тишину. Прохожие застывают на месте и исчезают в тени. Черный князь…

Экипаж движется, словно хищный зверь на охоте, драконы выдыхают огонь. Вдруг экипаж останавливается, и по телу Веры пробегают мурашки.

– Это мой дом, – говорит она.

Трое неповоротливых зеленых троллей, облаченных в черные мантии, вылезают из экипажа и, пошептавшись, топают к парадной.

– Что они делают? – тихо спрашивает она, глядя, как они исчезают внутри. – Что им нужно?

Через пару мучительно долгих минут дверь открывается снова.

Все происходит словно в замедленном темпе. Тролли выводят ее отца. Он не вырывается, не спорит с ними, не произносит ни слова.

Мама сбегает по ступенькам следом за ними, всхлипывая и умоляя их сжалиться. В доме захлопываются все ставни.

– Папа! – кричит Вера.

Отец оборачивается и замечает ее. Кажется, что ее крик расслышал лишь он один.

Он качает головой и вытягивает руку, словно говоря: «Стой на месте»; его заталкивают в экипаж и увозят.

Вера пихает Сашу локтем, и он отпускает ее. Даже не оглянувшись на него, она перебегает дорогу.

– Мама, куда они его увезли?

Мать смотрит на нее, будто не узнавая.

– Ты должна быть в постели, Вера.

– Куда эти тролли увезли папу?

Не дождавшись ответа, она слышит за спиной голос Саши:

– Вера, во всем виноват Черный князь. Он творит что ему вздумается.

– Я не понимаю, – плачет Вера. – Ты же принц…

– Моя семья больше ничего не решает. Черный князь заточил в тюрьму и отца, и всех его братьев. Ты наверняка это знаешь. Теперь в Снежном королевстве опасно принадлежать к королевской семье. Мне жаль, – говорит он, – но вам никто не поможет.

Она снова начинает рыдать, но теперь ее слезы не напоминают звезды – это черные камни, царапающие глаза.

– Вера, – говорит ее мать. – Нужно сейчас же возвращаться домой.

Она хватает дочь за руку и уводит ее от Саши, а тот, не двигаясь, смотрит ей вслед.

– Ей всего пятнадцать, – оглядывается на него мама, обнимая Веру за плечи, она отпускает ее, лишь когда они, поднявшись по ступеням, оказываются у двери.

Когда Вера оборачивается, ее принца на улице уже нет.

С этого дня в Вериной семье все меняется. Никто больше не улыбается, не смеется. Они с матерью и сестрой убеждают себя, что все образуется, но ни одна из них в это не верит.

Их королевство все так же прекрасно: белоснежный город, обнесенный стеной, с мостами, шпилями и волшебными реками, – но отныне Вера видит его по-другому. Там, где прежде был свет, теперь только тень; там, где царила любовь, остался лишь страх. Раньше, слушая теплыми белыми ночами смех студентов, она едва не плакала от сладостного предвкушения. Но сейчас она знает, что плакать следует о другом.

Дни складываются в недели, и Вера теряет надежду, что папа вернется. Ей исполняется шестнадцать, но они не празднуют это событие.

– Я слышала, что в замке нужны работники, – говорит мама как-то за ужином. – В пекарне и библиотеке.

– Да, – отвечает Вера.

– Я знаю, что ты хотела пойти в университет, – продолжает мама.

Эта мечта уже начала рассеиваться. Папе хотелось, чтобы она, как и он, однажды стала поэтом. И вот когда она повзрослела, оказалось, что все пути перед ней закрыты. Теперь она знает: крестьянкам выбирать не приходится.

С арестом отца Верина судьба изменилась: ее будущее решено. Не будет ни учебы, ни прекрасных юношей, которые носили бы за ней учебники и целовали под фонарями. Не будет Саши.

– Я не хочу все время пахнуть хлебом.

Вера чувствует, что мама кивает. Теперь они трое связаны: когда двигается одна, это улавливают остальные. Похоже на рябь на воде.

– Завтра