– Я умру? – спрашивает Дилан.

– Что за глупости!

Сказать по правде, Риса понятия не имеет, выживет он или нет, но не может же она ему это сказать! Да и никто, задавая этот вопрос, на самом деле не хочет услышать честный ответ.

Риса катит свое кресло по усыпанному мусором полу и дальше по хвостовому пандусу самолета. Снаружи уже собралась кучка встревоженных ребят.

Один из них выходит вперед. Старки. С того момента, как Коннор назначил его заведующим продовольствием, он считает себя вправе всюду совать нос.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Телепортируй нас в больницу.

– К сожалению, такое мне не по зубам, – отвечает Старки.

Подбегает Коннор.

– Я слышал о ЧП. Все обошлось?

Риса качает головой.

– Двое ранены. Одного мы вытянем сами, а вот другой… – Ее снова передергивает от воспоминаний. – Ему надо в больницу.

Губы Коннора сжимаются в тонкую полоску, ноги начинают дрожать, как это бывало с ним в Убежищах. Чтобы прогнать страх, он ударяет кулаком о раскрытую ладонь.

– Ладно, – кивает он, – надо так надо. – Только теперь он замечает Старки. – Старки что, твой помощник?

– Не то чтобы, – отвечает Риса, а затем добавляет, стремясь избавиться от назойливого шефа по продовольствию: – Пошел бы ты, поменял колесо на «скорой», что ли…

На лице Старки появляется обида, которая тут же сменяется улыбкой:

– Не вопрос, – отвечает он и спешит прочь.

За «скорую» у них фургончик с убранными сиденьями и наспех собранным медицинским оборудованием. Дилана торопливо сносят вниз по пандусу и помещают в кузов. Один из ребят-медиков садится за руль, Киана залезает в заднюю часть фургона, она будет следить за Диланом во время поездки. Раненый зовет Рису, но та не сможет сопровождать их. Она уже в который раз клянет про себя свое кресло на колесах.

Старки все еще торчит здесь, он поворачивается к Коннору:

– Так ты что, не едешь с ними?

– Адмирал никогда не покидал Кладбища, пока его самого не вынесли отсюда, – замечает Коннор. – А я во всем следую его примеру.

Старки пожимает плечами.

– Смотри, как бы тебя не заподозрили в трусости.

Коннор обжигает его яростным взглядом.

– Ну чего ты? Я просто говорю, что может подумать народ, – примирительно произносит Старки.

– Мне плевать, кто что подумает, – с нажимом говорит Коннор. – Я здесь начальник и делаю то, что велит мне долг.

– Извини, не хотел тебя задеть. Похоже, мне многому еще надо учиться в плане лидерства.

Старки уважительно кивает Рисе и удаляется. Его слова застревают у девушки в сознании, словно жевательная резинка, которая намертво прилипла к подошве, как бывало в те времена, когда Риса еще ходила по земле собственными ногами. Коннор, конечно, прав. Отправившись в больницу, он продемонстрировал бы не храбрость, а глупость и безрассудство: так ответственный лидер не поступает. Совсем другое дело – она, Риса. Единственное, что мешает ей последовать за пациентом – инвалидное кресло. И когда же оно ее останавливало?

– На этот раз с ними отправлюсь я, – заявляет она.

Коннор вскидывает руки.

– Риса, никто не ожидает от тебя таких подвигов. Если ты не поедешь с ними, никому и в голову не придет обвинить тебя в трусости. – Он бросает взгляд на фургон. – К тому же поместить тебя туда…

– …будет слишком сложно? – заканчивает Риса.

– Я хотел сказать, это займет слишком много времени, а тут каждая секунда на счету.

Но она не собирается уступать.

– После того, что случилось уже два раза, я просто обязана поехать с ними.

– Да какая разница? – злится Коннор. – Твое присутствие ничего не изменит!

– Я знаю, – соглашается Риса, хотя не вполне уверена в его правоте.

Коннор сдается. Два парня-медбрата поднимают кресло Рисы и задвигают в фургон.

– Даже если меня поймают, разбирать не будут, – напоминает она Коннору. – Мне уже семнадцать. К тому же инвалидов не разбирают.

– Что, если они узнают тебя?

– Ой, вот только не надо, – морщится Риса. – Людям известны наши имена, а не лица. Ничего со мной не случится.

Она одаривает его слабой, но искренней улыбкой, и Коннор невольно улыбается в ответ. Пропасть между ними не исчезает, но, по крайней мере, они попытались навести мосты. Риса захлопывает заднюю дверь фургона, не сказав «до свидания», потому что оба они разделяют суеверие – никогда не прощаться друг с другом. Вскоре Риса глубоко в этом раскается.

Фургон жутко трясет. На Кладбище дорог нет, они едут по песку, кое-как утрамбованному колесами самолетов. До ворот больше мили. Фургон то и дело подскакивает на ухабах, и каждый раз Дилан кричит от боли. Завидев мчащуюся «скорую» и поняв, что стряслось что-то ужасное, дежурные без промедления распахивают ворота.

И вот фургон уже катит по асфальту. Крики Дилана стихают. Риса успокаивает его, проверяет пульс.

Когда обитателя Кладбища отправляли в больницу в первый раз, с ним поехали Киана и один паренек из младшего медперсонала, паниковавший даже по пустякам, например, когда пластырь не приклеивался. Однако он был единственным более-менее подкованным в медицине человеком, который согласился оставить Кладбище и отправиться в это самоубийственное путешествие. В тот раз несчастье случилось с новоприбывшим мальчишкой – он на спор вскарабкался на хвост огромного транспортного самолета, свалился оттуда и раскроил себе череп. Риса хотела поехать в больницу, но ее все хором убедили, что это ни к чему. Поэтому с раненным, снабженным соответствующей легендой и ворохом фальшивых документов, отправились Киана и медбрат-паникер. Мальчика не спасли.

Во второй раз беда случилась с девочкой – у нее разорвался аппендикс. Девочку отвезли в больницу, Риса осталась на Кладбище. Несчастная не выжила.

Риса не знает, чем может помочь ее личное присутствие в больнице. Но она не собирается сидеть в безопасности и, сложив ручки, ждать, когда придет известие о гибели ее очередного пациента.

Киана помогает Рисе выбраться из фургона, потом берет Дилана на руки и несет в приемную. Риса катит следом. Ей предстоит сейчас продемонстрировать свое актерское мастерство. Она вспоминает погибших коллег-музыкантов – ребят, которые играли вместе с ней на крыше «живодерни», когда раздался взрыв. Воспоминание производит нужное действие: на глаза девушки наворачиваются слезы. Теперь надо изобразить перепуганную бестолковую девицу, разговаривающую только вопросительными предложениями. Однажды этот прием уже выручал.

– Эй, кто-нибудь, помогите нам? Мой брат чинил крышу? Упал и здорово разбился? А мы не знали что делать? Вот и притащили его сюда, но из него вытекло столько крови – жуть? Эй, помогите?