– На первый взгляд – ничего особенно радостного. Но… До меня эти слухи доходили уже не раз. Не хотелось выкладывать их тебе, пока не получу подтверждение из разных источников. – Он продолжает помешивать кофе. Не пьет, лишь крутит ложечкой в чашке. – Поговаривают, что Беглец из Акрона все еще жив.

Нельсон чувствует, как волоски у него на затылке встают дыбом и впиваются в воротник рубашки.

– Это невозможно!

– Да-да, согласен, невозможно. – Дайвен опускает ложку на блюдечко. – И все же… Кто-нибудь видел воочию его труп? Кто-нибудь его опознал?

– Я в «Веселом Дровосеке» не был. Думаю, там творился полный бардак, ничего не разобрать.

– Вот именно, – медленно произносит Дайвен. – Бардак. – Он подносит чашку ко рту и неторопливо потягивает кофе. – Из чего следует, что невозможное возможно. – Он ставит чашку и наклоняется к Нельсону. – Думаю все же, что слухи не врут. Представляешь, по какой цене могут уйти органы Беглеца из Акрона? Люди бешеные деньги выложат! – Дайвен улыбается. – А я заплачу тебе в десять, нет, в двадцать раз больше сегодняшнего.

Нельсон пытается не выдать себя, однако вспыхнувшую в нем жажду наживы скрыть невозможно. Правда, это нажива несколько иного рода. Для Нельсона поимка Коннора Лэсситера – вопрос не столько денег, сколько восстановления справедливости.

Дайвен, похоже, читает его мысли.

– Я рассказываю об этом тебе первому, другие мои поставщики еще не в курсе. Я считаю, этого негодяя должен поймать именно ты, учитывая то, что между вами произошло.

– Спасибо, – искренне благодарит Нельсон.

– Поговаривают, есть тайные места, в которых прячутся весьма значительные группы беглецов. Хорошо бы разыскать эти убежища: велик шанс, что наш беглец работает сейчас на Сопротивление.

– Если он действительно жив, я его поймаю и преподнесу тебе, – заверяет Нельсон. – Но обещай мне кое-что.

Дайвен приподнимает бровь.

– Что именно?

Стальной блеск во взгляде Нельсона дает понять: вопрос обсуждению не подлежит.

– Я получу его глаза.

Хлопок, который так и не хлопнул, – явление чрезвычайно редкое. Ведь к тому моменту, когда человек решает превратить собственную кровь во взрывчатку, душа его уже уходит за ту черту, откуда возврата нет.

Но Левий Джедая Калдер сохранил в себе искру света. Ее оказалось достаточно, чтобы полностью изменить его взгляды.

Хлопок, который не хлопнул.

Вот почему он стал знаменитостью. Его лицо теперь известно всей стране. «ПОЧЕМУ, ЛЕВ, ПОЧЕМУ?» – кричали заголовки на журнальных разворотах. Мир, жадный до грязи и копания в личных трагедиях, смаковал историю его жизни и жаждал новых подробностей.

«Он всегда был прекрасным сыном, – говорили его родители, и эти слова цитировались повсюду. – Мы в полном недоумении». Слезы, которые родители Льва лили на многочисленных интервью, наводили на мысль, что мальчик действительно взорвал себя и погиб. Что ж, отчасти так оно и было, ведь того Левия Калдера, которого родители принесли в жертву, больше не существовало.

Почти год прошел с момента, как Льва схватили в заготовительном лагере «Веселый Дровосек». Сейчас, в это дождливое воскресное утро, он сидит в тюремной комнате отдыха. Нет, он не заключенный; он здесь с воспитательной миссией.

Напротив него – юнец в оранжевом комбинезоне, вызывающе скрестивший руки на груди. Между ними – руины пазла, оставшиеся от того, кто сидел за этим столом до них; подобных неоконченных игр в тюремной комнате отдыха – великое множество. Сейчас февраль, по стенам развешаны украшения ко дню святого Валентина. Жалкая попытка украсить помещение похожа на издевательство, ведь в колонии сидят только мальчики. Лишь единицы находят любовь в этих стенах.

– Эй, ты же должен сказать мне что-то умное, – произносит парень в оранжевом комбинезоне, нагловатый, весь в татуировках и дурно пахнущий. – Слушай, да ты совсем сопляк. Сколько тебе? Лет двенадцать, не больше?

– Вообще-то, мне четырнадцать.

Парень кривит губы в усмешке.

– Ни черта бы не дал тебе четырнадцать. Вали-ка ты куда подальше. На фига мне такой духовный учитель – младенец Иисус какой-то. – Он взъерошивает волосы Льва, которые за последний год отросли до плеч, так что мальчик действительно похож на исусика.

Льва эти слова не задевают: такое он слышит через день.

– У нас еще полчаса. Может, поговорим о том, почему ты попал сюда?

– Потому что меня поймали, – бросает панк. Он сверлит Льва пристальным взглядом прищуренных глаз. – Что-то рожа у тебя больно знакомая. Где это я тебя видел?

Лев пропускает его вопрос мимо ушей.

– Тебе, наверно, лет шестнадцать, – говорит он. – Я прав? В твоем досье написано, что ты «кандидат на состояние распределенности». Тебе это известно? Это значит, что тебя могут отправить на разборку.

– Спятил? Чтобы мамаша отдала меня в расчлененку? Да у нее духу не хватит. Кто тогда будет оплачивать ее долбаные счета? – Парень закатывает рукав: оказывается, у него вся рука в наколках – от запястья до плеча живого места нет от костей, черепов и прочих ужасов. – К тому же, ну кому на фиг сдались такие ручки?

– Ты удивишься, – возражает Лев, – но люди платят большие деньги за такие замечательные наколки, как у тебя.