Дверь в квартиру Игоря оказалась приоткрытой. Антон испугался. Он хотел сразу дёрнуть назад, вниз по ступенькам. Но дверь уже скрипнула, и в проёме показалась голова в ментовской фуражке.

— Заходите! — приветливо сказала голова. — Мы вас ждём.

Антон шагнул вперёд, одновременно выхватывая из кармана, словно оружие, институтский пропуск Игоря Кузнецова. Если что, вот, зашёл случайно, отдать сослуживцу пропуск, знать ничего не знаю.

Антон вдруг испугался, что если он откроет рот, менты почувствуют запах пива.

В прихожей Антона встретил ещё один улыбающийся мент. Сразу принял из рук Антона пропуск. Большое зеркало отразило, что происходит в комнате: люди в сером снимали с полок книги и так энергично трясли ими, будто хотели вытрясти буквы. Бросали на пол вещи из шкафов.

— Кузнецов Игорь Брониславович… — раскрыл милиционер синие корочки и улыбнулся такой радостной открытой улыбкой, словно встретил друга детства, вместе с которым ловил головастиков в прудах у Калужской заставы.

«Я не Игорь. Я с ним работаю. Это не мой пропуск. Игорь забыл его вчера в институте. А сам я не Игорь. Я даже на него не похож. Лицо — посмотрите, совсем другое лицо», — хотел только сказать Антон Погорельский, но слова снова забуксовали в сухом нёбе.

Улыбающийся мент достал откуда-то нож странной формы. Заточенный кусок стали, вместо рукоятки — плотно намотанная синяя изолента. Короткое широкое лезвие, сантиметров семь-восемь, не больше.

«В руке милиционера появился нож странной формы», — подумал Антон.

Милиционер, не переставая улыбаться, резко воткнул нож Антону в горло.

Лезвие вышло у него во рту, за зубами, подрезав основание языка.

Генерал Дубичев осторожно взял в руки останки Библии.

От переплёта осталось несколько выгоревших лужаек. Первая и последняя сотни страниц истлели практически полностью. Остальные были сильно обожжены по полям.

Библию нашли в десяти метрах от взорванного джипа.

Рядом с ней обнаружили кисть правой руки Дениски. Словно и после смерти Дениска хотел сжимать в руке священную книгу…

Библию Дениске подарил генерал Дубичев.

Родители Дениски, полковник Мурзин и его жена Анна, умерли, когда Дениска ещё был курсантом Силового Училища. Генерал Дубичев, друг семьи, взял на себя заботы о судьбе парня. Хотел пристроить его на хорошее чистое место, но Дениска желал подвигов. Дубичеву с трудом удавалось удерживать его в должности киллера: работа чистая, спокойная. Дежурство, как у пожарников, через двое суток на третьи. Остальное время соси лапу, лапай девок.

Вот тебе и спокойная должность: цинковый гроб с кашей внутри.

Генерал Дубичев выложил на поверхность стола обугленную денискину руку. Пожал — крепко, насколько можно было, чтобы не развалились прогоревшие ткани.

Капитан, майор, подполковник Мурзин, которому его непосредственный начальник Дубичев щедро выписывал в своё время хорошие командировки, так и не узнал, какие страсти начинались в его квартире, когда от самолёта убирали трап. После смерти Анны остался только один человек, знающий, что генерал Дубичев — настоящий отец Дениса Мурзина. Только один человек — сам генерал Дубичев.

Генерал Дубичев собирался когда-нибудь рассказать об этом Дениске… Не успел… Скупая силовая слеза скатилась на денискину руку…

Отношения у них, впрочем, и так были как у отца с сыном. Однажды Дениска даже раскрыл Дубичеву страшную тайну: несколько лет назад он предлагал свои услуги конкурирующей фирме — Лубянке.

Дениску проверяли два знаменитых лубянских агента — Матадор и Малыш. Били его в четыре руки и четыре ноги. Заставляли нырять с Крымского моста в Москва-реку. Устроили ему бой до первой крови с кавказской овчаркой.

Было у эфэсбэшников такое развлечение: делать ставки, сколько минут продержится человек против оперативной собаки. При первой крови жучку оттаскивают. Дениска продержался три минуты и даже едва не задушил собаку. Но его всё равно на Лубянку не взяли.

Обгорелая Библия и обгорелая чёрная рука лежали на сером сукне генеральского стола.

Этой рукой Дениска стрелял и обнимал девушек, подцеплял на вилку скользкий маслёнок и поднимал рюмку, расписывался в ведомости и дрочил.

Нет больше Дениски!

Дубичев очень разозлился тогда на Дениса. Как можно было предать родное ведомство! Он бросил тогда в лицо Дениске много горьких слов о чести и об отце. И не сказал главного: его смертельно оскорбило, что лубянские пижоны не сочли Дениску достойным своей говенной формы. Тогда он и запомнил эти собачьи клички: Малыш и Матадор.

Акварельная история дала ему шанс отомстить. Сначала Малыш оказался в одной упряжке с генералом Анисимовым. Предполагалось, что Малыш будет руководить производством Акварели. Но вокруг препарата поднялся шухер, появился шанс свалить Акварель на выскочку Барышева, подмять под себя ФСБ, и Анисимов со своим главным партнёром Гаевым сменили тактику. Акварель пока решили попридержать, распространять её совсем по другим каналам и больше даже поначалу в Европе, чем в России. Малыша было решено убрать.

Лубянка двинула на акварельное дело того самого Матадора, и у Дубичева появился шанс оптом расправиться с двумя дружками. И он послал Дениску отомстить Матадору…

Он убеждал Анисимова:

— Дело сворачивается. Изобретатель уничтожен, формулы и ускоритель из лаборатории вывезены… Теперь Малыш может быть нам только опасен…

Но Силовому Министру вдруг втемяшилось сохранить жизнь Малышу и перевербовать Матадора. Ценные, дескать, кадры.

Только в гробу он хотел видать эти ценные кадры.

Дубичев постыдно шмыгнул носом.

Встал, налил, тяпнул.

В конце концов, никто не отменял приказ готовить ликвидацию Малыша и Матадора. Анисимов ещё не принял окончательного решения.

По плану Дубичева, ликвидация должна была произойти в спецкамере секретного объекта Силового Министерства, куда определили Матадора.

Пуся укусил санитара. Санитар взвыл и бросил Пусю на пол.

Пуся метнулся под кровать, но второй санитар поймал его через штаны за яйца. Выволок визжащего Пусю на середину комнаты и несколько раз пнул его в каменный живот. Пуся захрипел, изо рта его вылез большой ядовитого вида пузырь.

— Мужики, — не выдержал Зайцев, — а иначе нельзя как-нибудь?

— Как? — спросил первый санитар, морщась от тампона, обильно политого йодом. — Сам видишь, мы его уже полчаса выгружаем…

Пуся, воспользовавшись паузой, непостижимым образом забрался на шкаф. Лежал там на животе, тяжело дышал, высунув толстый чёрный язык.

— Слезай, подонок, — сказал первый санитар. — Всё равно тебе хана.

Зайцеву стало жалко Пусю.

— Мужики, — сказал Зайцев, — Я имел продолжительную беседу с вашим милейшим шефом, который гарантировал хорошее обращение. Зачем пинать больного человека в живот? У него запор несколько месяцев, его надо клизмочкой…