Ана предложила мне еще кофе. Я не отказался – кофе, приготовленный ее руками, казался мне на порядок вкуснее обычного.

– Барченко призывает нас надавить на правительство СФРЮ, тогда наши деньги возвратятся. А иначе все: мы банкроты. Ничего сделать мы не можем – тема России для Сербии священная корова, поэтому мы все равно не будем поднимать русофобскую тему.

Я отпил кофе, стараясь не смотреть на Ану, хотя, казалось, мои глаза обладали независимой волей и постоянно следили за ее плавными движениями.

– Хорошо, Борис. Я могу, конечно, вам посочувствовать – вы попали действительно в очень серьезный переплет. Но мне непонятно одно: каким образом это касается меня? Ана прекрасно меня знает. – Я впился в нее взглядом. – Ты же знаешь, что я обычный инфантильный и чудаковатый профессор. Каким же образом я имею отношение к этому всему?

Борис внимательно посмотрел на меня. Он выказывал какую-то совершенно нетипичную для него неуверенность. Ему даже было, пожалуй, стыдно.

– Милан, насколько мне не изменяет память, вы интересовались экстрасенсорикой?

Я подозрительно хмыкнул:

– Да нет, вы ошибаетесь – никогда ничем таким не интересовался.

– Мы же договорились перейти на «ты». – На лице Бориса появилась обида, хотя он сам же и сказал мне первый – вы. – Может быть, я не точно выразился. Я хотел сказать, что…

В разговор вступила Ана:

– Борис хотел сказать, что ты являешься специалистом по вампирам. Я хорошо помню твои оценки политических событий и страшные рассказы о нечисти по вечерам. Кое-что я ощутила сама… – Ана поправила свои светлые волосы. – И я уверила мужа, что ты никакой не безумец и не шарлатан. К тому же ты честен и порядочен.

– Поэтому будешь держать язык за зубами. А это очень важно в нашем деле, потому что огласка – это смерть. – Борис положил руки на стол. – У нас с братом работают настоящие спецы – неплохая экономическая и политическая разведка. Ребята проделали серьезную работу. И теперь мы знаем, что господин Барченко не простой русский дипломат в отставке. Разведка доложила, что он – самый настоящий вампир.

Я не смог сдержаться и рассмеялся:

– Помилуй Бог, Борис, откуда такие сведения? Я в последнее время чувствую себя Галилео Галилеем, учение которого наконец признал папа.

Карич пережил всплеск моих веселых эмоций с невозмутимым выражением лица.

– Мне не до шуток, Милан. Скажу тебе честно – я не собирался оставлять это дело так просто и заказал Барченко…

– Заказал?! – Я хотел поправить очки, но вспомнил, что их нет. – Ты хотел… убить его, что ли?

– Пока не знаю. Что ж… возможно, это самый лучший вариант. Да не смотри ты на меня так! – Борис виновато взглянул на Ану, которая скрестила руки на груди и выглядела очень расстроенной из-за откровений мужа. – Не хотелось бы, конечно! – Он вновь перевел взгляд на меня. – Вот! Сначала, Милан, я так ответил ему на требование признать независимость Косово: если эта ваша сибирская компания разорится, сказал я ему, мы устроим вам здесь, в Сербии, второй холокост…

Реплика Карича меня весьма удивила:

– Пошел против властей, Борис? Очень опрометчиво. Я, конечно, тебя плохо знал в университете, помню лишь, что ты был эдаким вольнодумцем и тебе все всегда сходило с рук, любые слова и действия. Вижу, что ты так и не научился держать язык за зубами!

Карич неодобрительно покосился на меня:

– А что мне еще остается делать? Я могу сейчас только угрожать, на другое я просто не способен. Но скажу тебе так: русский тогда не очень-то и испугался моих угроз. Как будто я простой клоун, а не Борис Карич! В ответ Барченко стал лишь хрипло смеяться в трубку. Он как будто еще больше распалял меня, хотел вывести из себя, чтобы я орал в трубку, как сумасшедший. Он и добился своей цели – я сорвался и сказал ему пару ласковых. Сказал, что я его, старого пня, раздроблю на щепки! Я его уничтожу. – Карич сжал руку в кулак. – Я его в порошок сотру! Но Барченко ни капли не испугался и нагло захохотал! Не просто засмеялся – это очень важно – а именно захохотал. Нагло и бесцеремонно унижая меня – Бориса Карича! Представляешь себе? Страшно разозлившись, я сжал в кулаке трубку, разломав ее о телефон тремя ударами. Успокоившись, я вызвал с Боснии Ненада. Это мой человек, надежный и проверенный, мы с братом используем его в разных специфических делах. Настоящий профессионал своего дела. Спросив предварительно разрешения брата, я приказал Ненаду жестоко избить старого пса, который в своей дерзости даже не попытался скрыться. – Борис кивнул Ане. – Позови лучше Ненада! Пусть он сам все расскажет. Милану лучше услышать все из первых уст.

Ана при упоминании о жестокости всегда хмурилась, давая понять, и прежде всего, думаю, мне, что она не одобряет методы своего мужа. Но все же Ана его слушалась. Она вышла из гостиной и через две минуты вернулась в компании крепко сбитого и коротко стриженного молодчика. Это и был тот самый Ненад – свирепый киллер братьев Каричей, занимающийся «специфическими заданиями». В ответ на почтительный кивок киллера Карич приказал ему рассказать какую-то известную им историю «о преображении старого пса». Ана выглядела напряженной и очень-очень красивой. Она смотрела на киллера со снисходительным уважением. Насколько я знал и понимал Ану, она не любила этого человека и не одобряла своего мужа. Ненад, похоже на то, и был тем самым источником, из которого Карич узнал о вампиризме Барченко. Он был бледен, как покойник. Чувствовалось, что он очень слаб физически. Ненад почти со стыдливым выражением лица начал свой рассказ. У него был мягкий бархатный баритон, как у оперного певца. Лишь крестьянские словечки, которые он употреблял вместе с вульгарными американизмами, давали мне понять, что этот парень родом из глубинки, учился в Белграде и был выгнан из университета за неуспеваемость. Он стал бы преступником, если бы не война, превратившая его в солдата. Может быть, это лишь просто впечатление, но оно было достаточно сильным, чтобы об этом упомянуть.

– Шеф послал меня разобраться со стариком. Я должен был как следует припугнуть его, избить, если потребуется, и оказать на него сильное устрашающее воздействие. – Он достал из кармана веревку. – Я знаю, как развязывать людям языки…

Карич виновато взглянул на Ану и поморщился:

– Это, Ненад, к делу не относится. Переходи скорее к сути!

– Ага. Хорошо. – Киллер прокашлялся. – Я приехал в «Москву», где жил Барченко. Швейцар и все кому нужно знали о моем визите. Я вошел в лифт вместе с дамой лет сорока пяти, которая ехала на тот же этаж. Она была в черном, как будто носила траур по мужу или отцу. Мы доехали до нужного этажа…

– А на каком этаже жил Барченко?

– Живет, – уточнил Борис. – Он все еще там живет.

– Хорошо, в каком номере живет этот ваш Барченко?

– Барченко живет в номере 1917. – Ненад кашлянул в кулак. – Да-да, в том самом номере, где останавливались гости из Союза… – Ненад явно был простужен. – Я подошел к комнате и увидел, что эта женщина направлялась туда же. Она внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь определить, кто я такой и что мне нужно от старого Барченко. Вначале я хотел просто уйти, но подумал, что это будет несолидно. Наглецу следует противостоять с тем же напором. Шеф сказал мне, чтобы я показал хрычу, кто в Сербии хозяин. Это даже лучше, подумал я тогда, что буду унижать Барченко при свидетельнице. Может быть, она даже какая-нибудь его родственница. Я улыбнулся даме, но она была невозмутима, как будто и в самом деле носила траур. В ней даже была какая-то чопорность, как у старых женщин-аристократок. У нее были светлые волосы, и она не была похожей на сербку, больше уж на русскую. Мне она тогда не показалась слишком странной, и я не ожидал, что она сможет причинить мне какой-нибудь вред. Наоборот, своим присутствием она поможет поставить на место Барченко. Ничто так морально не подавляет мужчину, как унижение в присутствии его женщины. Я сжал в кармане веревку и приготовился к встрече с Барченко. Я представлял в своем воображении, что он гнилой боснийский партизан, который убил моего отца. Таким образом я копил злобу, чтобы быть способным избить этого старика. Наконец дверь открылась, и Барченко, не говоря ни слова, впустил нас внутрь. Я вошел и осторожно осмотрелся по сторонам – мало ли кто у него мог быть? Но в номере никого, кроме нас с дамой и самого старика не было. Я приготовился ударить Барченко и прикрикнуть на него, как произошло нечто, что заставило меня застыть на месте. У моего горла оказался большой нож. Я не успел понять, уловить, когда старик достал его из внутреннего кармана своего пиджака. Я никак не мог подумать, что старикан может в свои годы показать такой профессионализм, в нем чувствовалась школа. – Ненад стал повышать тон голоса – говорить хрипловатым неестественным тенором – явный признак, что эта тема волнует его чрезвычайно. – Я и сам профессионал, вы не подумайте, что я уже так плох, что не смог справиться со стариканом! Он был, черт возьми, очень хорош. Очень хорош! Это было так неожиданно и смело, что я даже не успел удивиться. Его действия…