Для этого я должен был оценить свою степень доверия ордену и слепому Божко. Горан и сам прошел через страшные сомнения и колебания, много раз он порывался уйти, но всегда возвращался. Теперь, глядя в прошлое, он видит пользу от своего послушания на примере собственной жизни. Ропотники обычно приводили в пример, намекая на недуг Божко, евангельскую притчу о слепом, который ведет слепцов, и все падают в яму. Но, честно говоря, мало кто из зрячих мог вести «Рош» так же хорошо, как это делал слепой полковник. Он никогда никого не ругал, как, впрочем, и не подпускал близко к себе. Божко знал, что делал – в этом Горан был уверен. Но это было его личное мнение, я же должен сделать свой собственный выбор – готов ли я довериться ордену или нет.

Никодим отвез меня до Битоли. Во время пути думал о непостижимом промысле Божьем. Я не был сильно верующим человеком, да и не хотел полностью предаваться религии, но события последних дней сильно поколебали мой скептицизм. Все же не так я представлял себе эту «великую борьбу». Как-то все выглядело для меня… слишком просто, что ли. Много политики, мало романтики, игра втемную… Конечно, Божко мало был похож на почитателя Макиавелли[25], но и моим представлениям о белом мудреце он не соответствовал. Мне казалось, что лидер подобной организации должен быть похожим на древнеиндийского аскета – седобородый полуголый старик, пребывающий большую часть времени в медитации или молитве. А здесь вам слепой украинец в темных очках, выстраивающий свою непонятную для всех игру. Но, может быть, это и было основным его достоинством – враги не могли точно просчитать, как он поступит. Божко был хитер и опасен для них. Но все-таки все чувствовали, что он оставался добрым человеком, неспособным на подлость или предательство. Однако это не относилось к вампирам, которых, по учению «Рош» нужно было обманывать и уничтожать. Пусть даже весь современный мир признает их права, «Рош» никогда этого не сделает – ведь в этом вся суть секретного ордена.

Монах посадил меня на поезд до Белграда. Я купил в ларьке вокзала газету, чтобы узнать вести из Сербии. Союзники продолжили бомбардировки, они разбомбили даже китайское посольство, по их же заверениям, ошибочно. Русские грозили Америке карами, но с каждым днем их угрозы становились все слабей и нереальней. Албанцы ликовали. Милошевич начал выводить войска из Косово, но не был готов признать независимость края. Бомбы летели в основном не на военные объекты, а на сербскую инфраструктуру. Союзники разрушали мосты, фабрики, нефтехранилища. Порой бомбы падали и на жилые здания – погибали мирные люди. Потом натовцы, конечно, оправдывались, но всем было понятно, что это была продуманная политика Запада – политика запугивания, направленная на то, чтобы сломить волю нашего народа, чтобы мы отдали наше сердце – Косово шиптарам, а православные храмы на поругание.

В поезде я почти все время спал. Грохота взрывов слышно не было. В вагоне все обсуждали европейские новости и бранили американцев. Мне не хотелось ничего видеть и слышать – впечатлений последней недели хватило бы на несколько лет. Я думал о своей следующей встрече с Божко. Что я ему скажу? Хватит ли у меня выдержки не обвинить его в том, что он играл со мной, как с игрушкой? Но, учитывая пример Горана – каким он был и каким стал впоследствии, – я мог надеяться, что старый полковник имеет большой опыт по разрешению подобного рода проблем и поставит меня на место без особого ущерба для моей психики. Все-таки ставки в этой игре были очень велики. Терион вместе со своими жаждет пробуждения Ктхулху, чтобы вампиры правили, опираясь на власть демонов, а человечество поклонялось демонам и их жрецам – поганым вампирам. Поэтому не только моя гордость, но даже сама жизнь ничего не значат в этой игре.

Я вернулся в Белград в свою квартиру ранним утром. Толстая Милена, как всегда, подстригала вьюн на балконе, соседи спешили на работу. Начало бомбардировок почти никак не изменило ритм жизни сербов. Только больше беспокойства на лицах за своих родных и близких. Казалось, никто не верит, что все-таки это произошло – война. Все было таким же, как и прежде, но я смотрел на мир совершенно новыми глазами. Изменился не Белград – сербы довольно долго были под властью турок, они знали, что в мире все переменчиво: удача сменяется неудачей, радость – печалью и мир – войной.

Изменилось мое восприятие мира – он стал совершенно другим. Это все из-за страшных откровений Корвина о духовной войне между «высшими вампирскими кланами». Его слова, пропитанные, как бумага, керосином вампирской веры, отравили мое сознание. Теперь я видел людей, как пчел, работающих не покладая рук, чтобы кормить своей энергией «небесного Горича», о котором подавляющее большинство не имеет никакого представления.

Я понял, что, если меня никто не разубедит в словах вампира, я могу впасть в сильную депрессию. Настолько сильную, что выбираться из нее будет не легче, чем выйти из заколдованного леса.

Вчера я успел поговорить на эту тему и с Гораном, рассказав ему детали нашего с Корвином разговора. Он отвечал мне так:

– Дьявол слеп, Милан. Он был сброшен в кромешную тьму, которая ослепила его. Он не может теперь видеть что-нибудь, кроме тьмы и ада, в котором он теперь находится. И люди, которые подчинились ему, внешне или внутренне, также не видят. Посмотри вокруг, Милан, с какой любовью сотворено все окружающее нас: поля, реки и дубравы. Мы могли бы при желании превратить нашу землю в рай, но грехи наши делают ее адом. Лишь Церковь с законом духовным и Государство с законом земным противятся злу и не дают человечеству окончательно погрузиться во мрак. Допустим, клан высших духовных существ создал для нас эти жизненные условия, чтобы мы благодарили их и отдавали им любовь. Что-то наподобие современных теплиц. Но где ты видишь благодарность людей к Творцу? Если кто-нибудь и выражает ее постоянно, его объявляют святым. Даже ревностные религиозные люди должны заставлять себя благодарить Бога утром и вечером. Нет, Милан. Бог есть Любовь. Он непрестанно отдает нам Самого Себя, зажигая солнце для людей каждое утро, даря нам воду, пищу и надежду. Ему ничего от нас не нужно, но любовь Его знает, что нужно нам. Все окружающее нас, Милан, не есть ад. Это рай. А ад располагается здесь и здесь. – Отец Харитон указал на голову и сердце.

Мой старый приятель был прав: своими мыслями и чувствами я превратил свою жизнь в ад. Но теперь мне ничего не оставалось делать, как ждать. Я чувствовал, что нечто должно произойти.

Ждать мне пришлось недолго – я даже не успел пожарить себе яичницу. В пустой квартире раздался звонок. Это позвонила Ана. О, этот спокойный милый голос, который я не слышал очень давно. Ее звонок стал для меня самой приятной неожиданностью за последние десять-пятнадцать лет моей жизни. Я говорю правду, и мои слова не просто красивый образ – я все еще любил ее.