— Он нас разорит.

— Сколько осталось?

— Две тысячи триста двадцать пять рублей.

— Не все так грустно. Сейчас в гастроном, и домой. Еще пивка?..

Когда товарищи из «службы спасения» прибыли в заросли кустов на берегу Заболотки, они были в стельку пьяны. Из суммы, выделенной курьерам, у них оставалось тринадцать рублей, и они громко выясняли, кто из них за батон колбасы и три бутылки водки заплатил две с лишним тысячи рублей.

Шостак некоторое время сидел на матрасе. Он дождался, пока компаньоны разопьют первую бутылку из трех и упадут там, где сидели, а потом принялся священнодействовать. Доктор наполнил один шприц ультракаином, второй — антисептиком, вынул тонкий металлический зонд и приготовил пластырь с бинтом. Он положил все это перед собой на кусок развернутой марли и некоторое время сидел, перебирая пальцами как баянист.

Шостак был слаб как волк, вышедший живым из схватки с гончими. Он знал, что может потерять сознание в любой момент, но ничто не могло остановить его в желании помочь самому себе. Врач, исцели себя сам.

Витольд Романович сжал зубами резиновый жгут, надел тонкие медицинские перчатки и опрокинул на ладони стакан, недопитый бродягами. Водка разлилась по перчаткам. Ее знакомый запах зажег огонек в глазах врача, и он не задумываясь вогнал иглу себе в плечо, рядом с раной.

Доктор, как китайский болванчик, сидел на грязном полу лачуги и смотрел мутными глазами в одну точку. Его левое плечо было туго перебинтовано, рядом с ним в беспорядке валялись окровавленный зонд, куски ваты, марли и несколько опустошенных одноразовых шприцов.

— Шейте, коллега!.. — Он криво усмехнулся несуществующему ассистенту и стал подниматься с пола.

Перед глазами доктора все плыло и двоилось, но он не переставал кривить рот в усмешке. Бывший главврач ЦПЛ больше походил на сумасшедшего, нежели на обессиленного. Он вынул из полиэтиленового пакета скальпель, купленный бродягами, фыркнул как кошка, беззвучно захохотал и стал приближаться к спящим бездомным.

— Нет, старичок, твоя печень мне не нужна, она увеличена — цирроз. Это я как врач тебе говорю. Но вот почки у тебя в порядке. Профессор, вам почки нужны?!

Внезапно он пришел в себя, понял, что стоит на коленях перед одним из бродяг со скальпелем в руке, и отшатнулся. Врач терял над собой контроль. Шостак подошел к своему месту и нашел в пакете последнее, что заказывал в аптеке, — флакон с нашатырем. Он несколько раз вдохнул пары, пронзившие мозг, и окончательно очнулся.

Еще минут пятнадцать ушло на переодевание и сбор в пакет использованных препаратов и инструментов. Все это должно исчезнуть с лица земли. Там его кровь и отпечатки. Никитин пойдет на них, как волчара на раненую овцу. Значит, пакет нужно сжечь или закопать.

В последний раз окинув спасительное жилище глазами, Шостак собрался было уходить, но что-то его остановило. Он стоял и, наморщив лоб, смотрел на хронических алкоголиков.

К вечеру, очнувшись, они не успокоятся, пока не допьют водку. Потом, уже плохо соображая, дружки выйдут на улицу и начнут расспрашивать всех прохожих, куда пошел раненый мужик. Они будут искать Витольда Романовича, точнее сказать, его деньги, до той поры, пока их не загребут в медвытрезвитель. Там они по пьяному делу сольют всю информацию, и через пару часов некто по фамилии Никитин будет владеть ею в полном объеме.

— Нет, не будет. — Лицо Шостака исказила гримаса ненависти.

Он достал из пакета шприц и десяток ампул ультракаина. Врач успокоился только тогда, когда ввел в сердце каждого бродяги по десять кубов лекарства. Те лишь слабо пикнули, когда в их грязные груди входила длинная тонкая игла. Алкоголь для них сыграл роль хлороформа.

— Спасибо этому дому, — прошептал Шостак, выходя из вонючей лачуги на свежий воздух.

На улице начинало темнеть.

На улице начинало темнеть.

Саша знал, как предают друг друга бизнесмены ради сиюминутной, совершенно копеечной выгоды. Но он их очень хорошо понимал. Кидняк среди предпринимателей основывается на самой сути российского бизнеса. Если есть возможность кинуть ближнего и срубить по-тихому бабок — не мешкай, ибо завтра кинут тебя. Это тебе не Америка в период расцвета после Великой депрессии. Варежку разинешь, и ты больше не бизнесмен, а продавец сигарет на толкучке. Это в лучшем случае, а в худшем — посадят в погреб и замкнут на цепь. Если нет родных и близких, которые могли бы продать квартиры, машины и выкупить тебя, возможно — живого, то будешь еще три года сидеть в погребе и отрабатывать долги, шелуша рис за тридцать центов в день. Точнее — в ночь, потому что в погребе она царит всегда.

Еще Никитин понимал жен и мужей, предающих друг друга. Он усмехался, когда слышал об очередном таком факте. У слабых и психически неустойчивых людей измена является оправданием собственных низких поступков. Это не то предательство, услышав о котором опер менялся в лице.

Выслушав Булгакова и Старикова, Никитин распечатал пачку, вынул из нее сигарету, но через мгновение все это полетело в урну, стоявшую в углу кабинета.

— Какой у него номер телефона?

— У Ожегова? — на всякий случай уточнил Андрей.

— Конечно.

— Ну, знаю я номер. И что?

— Я сейчас видел Ожегова в отделе. На, возьми мою трубку и скинь ему СМС: «Получите гонорар за повесть в месте заключения договора. Ежов». Как только он вывалится из отдела, поведем его на вашей машине. Интересно, куда он нас приведет?

— Рискованно, — заметил Мишка. — Он мог минуту назад разговаривать по телефону с Шостаком. Или просто возьмет и сам перезвонит ему.

— А у нас выхода нет! — усмехнулся Саша. — Топорно, согласен, но кто предложит что-нибудь еще более извращенное? И потом, как я уже не раз убеждался, продажные копы ведутся на беспонтовую шнягу гораздо быстрее жуликов. Когда опер занимается работой, у него очень высокий порог чувства собственной опасности, но если он сам становится объектом охоты, то у него напрочь пропадает коллизионный иммунитет. Парадокс, но опера раскалываются чаще и быстрее, чем обычные злодеи. Есть чем заменить номера на машине?

Этот вопрос был адресован Булгакову. Тот подумал и ответил даже быстрее, чем от него все ожидали:

— За отделом «Тойота» уже полгода парится. Хозяина замокрили, а родственники в Германии. Я тоже никак ее номер вспомнить не могу, а почему Ожегов должен?

— Идет, действуй, — согласился Никитин.

Будь в его распоряжении чуть больше времени, он придумал бы что-нибудь более обоснованное. Но в данный момент тратить минуты на это было непростительной роскошью. О местонахождении Шостака мог знать только Ожегов, но существовала вероятность, что тот в любую минуту покинет райотдел и убудет в неизвестном направлении. Оттуда его уже не проведешь к месту заключения договора.