Но все это не имело значения. Там между заборами – типа проулка, спуск к пруду. Я – в него и через забор. Камеры засек, прикрылся, спрыгнул на лужайку, к дому. А возле центрального входа вся гвардия стоит во главе с начальством. Всего четыре рыла. Шеф им задачу ставит: собрался наутро куда-то ехать далеко, объяснял, что надо взять и все в таком духе. Момент отличный. Упускать глупо. Выхожу к ним. У этих балбесов хлебальники и отвисли. Особенно у шефа. Ну а пока не закрыли, я их и обработал.

– В жестком режиме? – спросил Соболь.

– В среднем. У одного ребро хрустнуло – завалился на бок, другому челюсть свернул, третьему правое колено вывернул. Или левое, сейчас не помню. А шеф метнулся ко входу, да промахнулся от испуга. Не заметил, что створки двери наполовину открыты. Двинулся по направлению, вот и въехал со всего лета в эту дверь. Упал, заскулил. Я ему морду немного отрихтовал, в натуре лучше стала, и сказал: это тебе за Веру. И если, гнида, хотя бы посмотришь в ее сторону, – убью. Ну и посоветовал компенсацию ей выплатить – годовой оклад с премиальными. Обещал заплатить. И заплатил, но об этом я узнал уже через год. Вот так вот на практике подтвердился третий закон Ньютона.

Опарин сказал:

– Молодец, Боря. Но так можно и под суд загреметь.

– А без суда – прямо в тыл игиловцев. И кто его знает, где хуже.

– Однозначно – тыл, – проговорил Соболь, – следствие что? Тьфу, – он сплюнул, – ерунда, я дважды был под следствием, еще до того, как Боря в группу пришел. И оба раза по статье «Превышение полномочий». Один раз за то, что придурка, открывшего огонь из охотничьего ружья по прохожим, подправил, второй… но тот за дело, ладно, – видно, что вспоминать второй случай Соболю не хотелось, – на следствии главное что? Включить дурака и ничего не подписывать. Считаете, что виноват, доказывайте, а я не дурак, себе яму копать. Промурыжили, отвалили. А вот от боевиков, что массовые казни без суда и следствия на видеокамеры устраивают, просто так не свалишь. И они ничего доказывать не будут.

Опарин согласился:

– Да, вы правы. А теперь отдохнем?

Они успели только присесть. Хотелось курить, но это на выходе строго запрещено, да и сдали они все сигареты с зажигалками вместе с документами советнику.

По переговорным устройствам прошла команда на построение.

Боевые группы продолжили путь к первому промежуточному рубежу, на который благополучно вышли в 2.32 среды 22 марта.

Жилин взглянул на связиста, который разместился рядом:

– Вася! А ну-ка соедини меня с командиром отряда.

– Минуту.

Сержант развернул спутниковую станцию, набрал номер, передал трубку майору:

– Северцов на связи.

– Командир? Жилин.

– Это я уже понял, что у тебя?

– Группы на первом промежуточном рубеже.

– Отлично, быстро дошли.

– По графику.

– Замаскируйтесь и ждите.

– Принял, ждать!

Вернув трубку связисту, Жилин передал по цепи команду начальства. До налета авиации – чуть меньше полутора часов. Но эти полтора часа грозят перейти в вечность. Ничего нет хуже – ждать, когда внутри все кипит, когда ты готов к броску, к бою, но пока еще не время. И все же хоть и медленно, но стрелки часов отсчитывали секунду за секундой, минуту за минутой.

В 3.40 спутниковая станция группы сработала сигналом вызова.

Жилин, забрав у связиста трубку, ответил:

– На связи!

– Это Северцов, двойка «Су-24» пошла к вам!

– Принял! Это хорошая новость.

– Ты там людей укрой, риск поражения минимален, экипаж сбросит корректируемые бомбы, но мало ли что.

– Здесь особо укрыться негде, если только прижаться к холму, но перемещение может быть замечено с хребта.

– Теперь не надо никаких движений, оставаться на месте! Все, следующий сеанс связи со второго промежуточного рубежа либо по необходимости, если застрянете в проходе или в долине, не дойдя до рубежа.

– Нигде не застрянем, если авиация сработает как надо, к тому же у нас есть «Нона».

– Ты что, на самоходке совершил марш?

– Очень смешно. Я имею в виду подошедшую САО.

– До связи!

– До связи!

Жилин кивнул Сторскому:

– А теперь обеспечь-ка связь с командиром расчета «Ноны»!

– Набираю!

И тут же:

– Лейтенант Маеди.

– Лейтенант? Это майор.

– Да, господин майор.

– Ты готов к работе?

– Так точно. Отстреляемся дымовыми зарядами, проведем перезарядку на осколочно-фугасные мины.

– Сколько на это потребуется времени?

– Минут пять.

– Годится. Значит, ты по плану начинаешь работу в четыре двадцать?

– Так точно. Десять минут обстрел. Еще пять минут на перезарядку орудия, когда рота пойдет в наступление, буду готов работать по вашим целям.

– Замечательно. На том и договоримся.

– Как там у вас, господин майор?

– У нас? У нас все хорошо.

– Удачи вам.

– Спасибо, ты не подведи, если что.

– Не подведу.

– До связи, Али!

По окончании переговоров в небе послышался приближающийся гул реактивных двигателей фронтовых бомбардировщиков. В ночи их не было видно, но, судя по звуку, шли они на небольшой высоте, километра четыре-пять.

Далее на позициях боевиков начался кошмар. Первые четыре бомбы легли на вершину хребта. Над ним поднялись столбы огня и дыма, вздрогнула земля, покатились вниз камни, в том числе и с Черного холма.

Небольшая пауза, и еще четыре разрыва, но уже глухих. Бомбы взорвались за перевалом. И только из прохода вырвалось облако пыли и гари.

Заместитель командира группы проговорил:

– И никакой дымовой завесы не надо.

– Дым снесет быстро, Толя, – сказал Жилин, – наверху ветер метров пять в секунду, а то и больше, если здесь около четырех.

– Если быть точным, то внизу сейчас северный ветер пять метров в секунду. Оттого и облако дыма вышло из прохода.

– Значит, на вершине еще сильней.

– Но там вряд ли кто из наблюдателей остался. Слушай, а «Су-24» не уходят.

В небе вновь стал слышен перебивающий гул двигателей.

– Не все бомбы сбросили, что ли? – спросил Туренко.

– Этот вопрос переадресуй пилотам. Откуда мне знать, сколько подарков они навесили на подвески.

За хребтом прогремело еще четыре взрыва. Но уже менее мощные. Видимо, использовались бомбы весом в двести пятьдесят килограммов, тогда как первые восемь были полутонные.