Наши жизни служат отражением наших сердец.

Да, объяснение вышло очень логичным, но я все равно не понимала. Не понимала своего мужа. Не понимала Архиепископа. И мальчика, покачивающегося в такт мелодии. И его отца. И Жана-Люка, и шассеров, и ведьм, и ее. Я никого из них не понимала.

Чувствуя на себе взгляды, я нарочито хмыкнула и толкнула мужа в бок, притворившись, что все это было спектаклем. Насмешкой. Что я просто хотела слегка его позлить. Что я вовсе не ведьма, которая пришла на церковную мессу, стоит в окружении врагов и воспевает чужого бога.

Наши жизни служат отражением наших сердец.

Возможно, все они были лицемерами, но худшей лицемеркой была я.

Рид

Следующим вечером выпал первый снег.

Я сел на пол, отбросил со лба взмокшие волосы и стал наблюдать, как снежинки пролетают мимо за окном. Только упражнения спасли меня от болей в спине. Лу все же решила лечь в кровать прошлой ночью и, споткнувшись об меня, к себе туда не пригласила.

Я не жаловался. Спина, конечно, ныла, но вот упражнения помогали выпустить пар. Я быстро уяснил, что в спорах с Лу счет до десяти мне не поможет – ровно после того, как она стала меня передразнивать, считая вместе со мной.

Она бросила на стол книгу, которую читала.

– Ну и чушь же, честное слово.

– Что за книга?

– Единственная без слов «священный» и «истребление», которую я смогла найти в той злосчастной библиотеке. – Она показала томик мне. «Пастырь». Я чуть не хмыкнул. Это была одна из первых книг, что Архиепископ позволил мне прочесть – сборник пасторальных стихотворений об искусном сотворении Господом природы.

Она с сердитым видом улеглась на моей кровати – то есть на своей.

– Я не представляю, как можно двенадцать страниц разглагольствовать о траве. Вот он, истинный грех.

Я поднялся на ноги и подошел к ней. Лу с опаской на меня покосилась.

– Что это ты делаешь?

– Хочу показать тебе свой секрет.

– Нет, нет, нет. – Она стала поспешно отползать от меня. – Секреты свои будь добр держать в штанах…

– Прошу тебя. – Хмурясь и качая головой, я прошел мимо нее к изголовью кровати. – Помолчи немного.

К моему удивлению, Лу послушалась и, сощурившись, стала наблюдать, как я отодвигаю кровать от стены. А потом с любопытством наклонилась ближе, когда я показал ей маленькую, грубо вытесанную нишу. Мой тайник. Когда мне исполнилось шестнадцать – когда мы делили комнату с Жаном-Люком, когда были с ним друг другу роднее братьев, – я выдолбил эту нишу в стене, отчаянно желая обрести хоть маленький, но только свой уголок. Местечко, где я мог бы скрыть то, что Жану-Люку видеть не стоило. Мне, во всяком случае, не хотелось бы, чтобы он это нашел. Возможно, мы с ним все же никогда и не были роднее братьев…

Лу хотела заглянуть внутрь, но я не позволил, только покопался в вещах, пока не нащупал знакомую книгу. Корешок уже поистрепался, но вот серебристые буквы в названии остались целыми и невредимыми. Безупречными. Я протянул книгу Лу.

– Вот.

Она осторожно взяла ее, держа двумя пальцами – будто боясь, что та ее укусит.

– Неожиданно, однако. La Vie Éphémère… – Лу подняла взгляд и поджала губы. – «Мимолетная жизнь». О чем это?

– Это… история любви.

Она вскинула брови и с новым любопытством посмотрела на обложку.

– Да?

– Да. – Я кивнул, кусая себя за щеку, чтобы сдержать улыбку. – Написанная со вкусом. Главные герои родом из противоборствующих королевств, но вынуждены действовать заодно, потому что разоблачают коварный план по уничтожению целого мира. Поначалу они друг друга ненавидят, но со временем им удается забыть о разногласиях и…

– Эротика, значит? – Она лукаво поиграла бровями, листая страницы. – Обычно любовные сцены ближе к концу…

– Что? – Желание улыбнуться испарилось, и я выхватил у нее книгу. Лу вырвала ее обратно. – Нет, конечно! – возмутился я, пытаясь снова ее забрать. – В этой истории автор исследует суть человеческого общества, толкует особым образом нюансы извечной борьбы добра и зла, рассуждает о страстях, которые кроются в войне, любви, дружбе, смерти…

– Смерти?

– Да. В конце возлюбленные погибают. – Она отпрянула, и я смог-таки забрать книгу. Щеки у меня пылали. Не стоило делиться этим с ней, никогда. Разумеется, она не оценила. Она вообще ничего в этой жизни не ценит. – Зря я это все.

– Как можно любить книгу, которая заканчивается смертью?

– Она заканчивается не смертью. Да, герои погибают, но зато королевства отвергают вражду и вступают в союз. Финал оставляет надежду.

Лу нахмурилась, явно не веря мне.

– В смерти никакой надежды нет. Смерть – это смерть, как ни крути.

Я вздохнул и отвернулся, чтобы вернуть книгу в тайник.

– Ладно. Не читай. Мне все равно.

– Я вовсе не говорила, что не хочу ее читать. – Она нетерпеливо протянула руку. – Только не жди, что я буду истово ею восторгаться, как ты. По описанию сюжет просто кошмар, но вряд ли он окажется хуже «Пастыря».

Я вцепился в книгу обеими руками, не зная, стоит ли отдавать ее.

– Описаний травы там нет.

– Решающий довод в ее пользу.

Я неохотно протянул Лу книгу. На этот раз она взяла ее бережно, новым взглядом прочтя название. У меня в груди затеплилась надежда. Я кашлянул и, глядя в сторону, сказал:

– И… любовная сцена там тоже есть.

Лу усмехнулась и стала с предвкушением листать страницы.

Я все-таки не удержался от улыбки.

Час спустя послышался стук в дверь. Я был в уборной и застыл на месте, наполовину стянув рубашку и наполовину наполнив ванну. Лу в спальне досадливо застонала. Нацепив рубашку обратно, я открыл свежезаделанную дверь, а Лу бросила «La Vie Éphémère» на одеяло и свесила ноги с кровати. Они едва доставали до пола.

– Кто там?

– Ансель.

Ворчливо чертыхнувшись, Лу спрыгнула на пол. Я первым успел к двери и распахнул ее.

– Что такое?

Лу смерила его свирепым взглядом.

– Ансель, ты мне, конечно, нравишься, но, если ты пришел не с чем-нибудь важным, пеняй на себя. У Эмилии и Александра только что был особый момент, и клянусь, если они в самое ближайшее время не поцелуются, я просто умру.

Ансель ничего не понял, а я покачал головой, сдерживая улыбку.

– Не обращай на нее внимания.

Он кивнул, все еще растерянный, а затем поспешно поклонился.